Здоров в стадии неподконтрольности.

05.02.2014г.

Саша Прохоров, который в данный момент находиться в Доме Милосердия для прохождения курса лечения, попросил опубликовать на сайте Русской берёзы статьи о нем, которые были опубликованны ранее в СМИ

ИЗ ИНВАЛИД.РУ: http://neinvalid.ru/avtorskie-kolonki/zdorov-v-stadii-nepodkontrolnosti/


Олигофрения в стадии дебильности – удобный диагноз. Решается сразу несколько проблем. Сироту с таким диагнозом можно просто кормить и одевать, не заботясь о его образовании. А если медицинская комиссия признает ребенка недееспособным, то, когда ему исполнится 18 лет, государство не должно предоставлять ему ни квартиры, ни комнаты. Такого человека отправляют на постоянное место жительства в психоневрологический интернат (ПНИ). Оставить сироту доживать свой век в этом заведении выгодно: человек будет занимать минимум места в пространстве и никак не сможет контролировать сумму, которую государство выделяет на его содержание. Зато сам этот человек будет подконтролен, почти бесправен – за любое проявление недовольства его могут накачать психотропными препаратами.
Я – сирота. Олигофрению в стадии дебильности мне поставили ещё в детском доме-интернате №4 в Павловске Ленинградской области. Позже меня перевели в ПНИ №10 для взрослых в Санкт-Петербурге. На самом деле у меня есть только последствия ДЦП и заболевания, связанные с позвоночником, а никакой олегофрении нет.

Я часто лежал в разных больницах – там и учился. В детском доме меня вообще не хотели отправлять в школу: воспитательница посчитала, что школа мне не нужна.
Услуги персонала ПНИ со временем стали для для меня неким навязчивым сервисом. Когда я узнал, что мне не обязательно коротать свои дни в интернате и что государство может предоставить жильё, я, к неудовольствию администрация ПНИ, начал бороться за свои права.

Узнал я о своих правах, когда лежал в Санкт-Петербургском научно-практическом центре медико-социальной экспертизы, протезирования и реабилитации инвалидов им. Г. А. Альбрехта. Меня там спрашивали: «Саша, а где ты живёшь?». Я говорил: «В психоневрологическом интернате». Люди удивлялись: «Это что, психушка? Ты-то что там делаешь?» В этом центре мне сказали, чтобы я из ПНИ «делал ноги». Сказали, что есть закон, по которому я вправе получить жильё. Когда я стал добиваться снятия диагноза «олегофрения» с помощью телевидения, сотрудники ПНИ начали мне угрожать тем, что упрячут в настоящую «психушку». Но потом они испугались общественности и уже не захотели назначать при интернате комиссию, которая могла бы признать меня недееспособным. Мое дело рассматривали две медкомиссии — в больнице на Бестужевкой улице и в психдиспансере. Они дали заключения о том, что я являюсь дееспособным. Диагноз «олигофрения» с меня сняли.

Потом выяснилось, что я стою в очереди на жильё около 20 лет, и если бы остался в интернате, то выбыл бы из нее. Благодаря сильному желанию победить и помощи замечательных людей: депутатов, а также журналистов некоторых каналов нашего города, мне удалось выбить себе квартиру — свою крышу над головой. Кстати, сейчас, согласно индивидуальной программе реабилитации, мне положены костыли, специальное кресло, путёвки в санаторий. А когда я был в интернате, мне ничего этого не полагалось. Мне пришлось бороться за свои права восемь лет.

Тут важно заметить, что у меня есть несколько специальностей. Свою рабочую специальность – сборщика мебели, я получил не в ПНИ, а в том самом центре имени Альбрехта, с которого началась история моего освобождения. Также я могу ремонтировать обувь, собирать мелкие электрические приборы, могу работать на кассе. А еще музицирую: когда-то в ПНИ №10 был духовой оркестр, в котором я играл на трубе, несмотря на ДЦП. А ведь для игры на трубе особенно нужны чувство ритма и хорошая координация движений!
Надо сказать, что петербургский ПНИ №10 считается далеко не самым плохим местом для проживания людей с умственными нарушениями. Однако, по сути, это такое же заведение полутюремного характера, как и остальные, сформированные ещё в советское время, когда считалось, что особых людей нужно по мере возможности изолировать от так называемых нормальных граждан.

Александр Прохоров

ИЗ «КОМСОМОЛЬСКОЙ ПРАВДЫ: http://spb.kp.ru/online/news/820355

 

 

О своем детстве в детдоме №4 города Павловска «Комсомолке» рассказал воспитанник Павловского детдома Александр Прохоров. Все фамилии участников событий есть в редакции.
Четырнадцать лет ужаса
- Я жил в Павловском интернате с четырех лет до совершеннолетия, с 1989 до 2003 года, - вспоминает Александр. - У меня была очень тяжелая жизнь. С малых лет со мной обращались жестоко. Я был лежачим, не мог самостоятельно ходить в туалет. Если я «ходил под себя», то санитарки просто брали тележку, перекладывали меня на нее, везли голым по сквозняку через коридор и в ванной мыли жестким ершиком. Непременно в ледяной воде.
Причем, по словам Александра, это с ним еще мягко обращались. С некоторыми детишками вообще не церемонились. Вместо того, чтобы аккуратно переложить беспомощного малыша и убрать за ним, санитарки хватали несчастного за руки и швыряли в сторону, прямо об стену. Чтобы не мешался под ногами.
- Кровати вытирали плохо, - продолжает Александр. - Лишь протирали клеенку мокрой тряпкой и сверху, прямо на влажное, стелили чистую пеленку. Приходилось спать в сырости, отчего у всех на коже появлялись язвы.
Умирали с голоду
Смерть детей была в интернате обычным делом. Причем, по словам воспитанника, далеко не всегда ребята погибали от врожденных болезней.
- Дети умирали, чуть ли не каждый день. Даже здоровые, - говорит Александр. - В моей 38-й группе дети погибали от голода.
Конечно, еда в интернате была. Но, во-первых, ее качество оставляло желать лучшего. Во-вторых, порции были слишком маленькими. Санитарки вообще с детьми не «сюсюкались»: не хочешь есть - ну и не надо. И выкидывали еду в унитаз.
- Да и едой ЭТО назвать сложно, - вспоминает Александр. - Нас кормили манной кашей, в которую крошили хлеб, пропитанный сладким кофе. Причем самой каши давали очень мало. Или же еду смешивали. Например, сегодня борщ с пюре. И то мясо нам не доставалось. И вот пюре, борщ - все туда, в один котел. И по чуть-чуть по железным тарелочкам. И дети ели, давились... Естественно, от такого рациона больные вряд ли могли идти на поправку и чувствовать себя счастливыми.
Воровство процветало
Как нетрудно догадаться, все «излишки» еды и вещей работники интерната присваивали себе. По словам Прохорова, они несли домой все, что только можно было, даже детские игрушки, которые были единственной радостью больных детей.
- В девяностых в интернат стали приезжать американцы, которые дарили нам подарки, - говорит Александр. - Эти подарки для нас были просто бесценны и особенно дороги. Какие это были большие игрушки! Но как только иностранцы уезжали, санитарки забирали их себе. Ведь мы могли «испортить такую красоту».
Переломный год
Резкие перемены в Павловском интернате начались после того, как туда в 1999 году пришли волонтеры. Они стали настоящими ангелами-хранителями. Благодаря им возник благотворительный фонд, у малышей появились памперсы, игрушки, которые не пропадали. Но самое главное, что с детьми стали намного лучше обращаться.
- Когда появились волонтеры, у санитарок не было больше возможности воровать, - вспоминает Александр. - Дети начали хорошо питаться и стали намного реже умирать. А меня начали возить на разные операции, благодаря чему я смог встать на ноги.
В общем, появление волонтеров, стало по-настоящему переломным моментом в жизни Павловского интерната.

- Я видел все ужасы своими глазами, - говорит Александр. - И если сейчас оттуда уберут волонтеров, то туда вернутся 80-90-е года. Этого нельзя допустить.

 

Александр Прохоров просит благотворителей помочь ему в приобретении ноутбука.