Во время советской власти такие даты отмечались как праздники. 185 лет назад, 14 декабря (по старому стилю) 1825 года произошло восстание декабристов. А 215 лет назад, 18 сентября (1 октября по новому стилю) 1795 года родился его главный организатор - поэт Кондратий Фёдорович Рылеев. Но в последнее время, освобождаясь от гипноза советской идеологии, мы всё больше понимаем, что с этого восстания началась цепь социальных бедствий, которые всё сильнее сотрясали Россию и, в конце концов, разрушили её почти до основания.
Первопричина революций
История, с которой я хочу начать рассказ о тех печальных событиях, произошла более двух веков назад. Но мы до сих пор не можем понять её до конца и сделать однозначные выводы. Однако каждый из нас должен спросить себя: а как бы я поступил (поступила), оказавшись в такой ситуации?
К столетию Кондратия Рылеева, в 1895 году журнал «Исторический вестник» опубликовал потрясающую историю из воспоминаний его матери Анастасии Матвеевны (урожденная Эссен). Вот что она рассказала:
«Коне было всего три года, когда он, дорогой, любимый мой мальчик, опасно, безнадёжно занемог. Вероятно, то был круп или дифтерит, — доктора не объяснили мне; они, созванные на консилиум, только качали головой, сознавая всю невозможность выздоровления ребёнка. «Он не проживёт и до утра», — сказали они няне, плакавшей о Коничке. Мне, видя моё полное отчаяние, они не решались говорить об этом, но разве я не замечала сама всей опасности положения бедняжки. Он, задыхаясь, метался по постельке, сжимая тоненькие исхудавшие бледные ручки, уже не узнавая меня, своей матери. «Радость, счастье, сокровище моё, неужели ты уйдешь от меня?! Уйдёшь!.. Нет, это невозможно, немыслимо!.. Разве могу я пережить тебя! — шептала я, обливая слезами эти дорогие мне ручки. — Разве нет спасения!.. Есть оно, есть... Спасение — одно милосердие Божие... Спаситель, Царица Небесная возвратят мне моего мальчика, возвратят, и снова он, здоровенький, весело улыбнётся мне!.. А если нет?.. О, Боже, поддержи меня несчастную!..»
И в страшном отчаянии своём упала я пред ликами Спасителя и Богородицы, освещёнными мерцающим светом лампады, и жарко, горячо молилась о выздоровлении моего крошки. Молилась так, как никогда потом не могла пламенно сосредоточиться на молитве.
Тогда я всю душу свою вложила в слова незаученного обращения к Господу. Не знаю, сколько времени длился молитвенный экстаз мой... Помню только, что всем существом моим овладела какая-то непонятная, светлая радость, какое-то тихое чувство покоя... Меня точно что-то убаюкивало, навевая сон. Веки мои отяжелели. Я едва поднялась с колен и, сев у кровати больного, облокотясь на неё, тотчас же забылась лёгким сном. До сих пор не могу отдать себе отчёта, был ли то сон или я действительно услыхала... О, как ясно услышала я чей-то незнакомый, но такой сладкозвучный голос, говорящий мне:
— Опомнись, не моли Господа о выздоровлении... Он, Всеведущий, знает, зачем нужна теперь смерть ребёнка... Из благости, из милосердия Своего хочет Он избавить его и тебя от будущих страданий... Что если я тебе покажу их?.. Неужели и тогда будешь ты все-таки молить о выздоровлении!..
— Да... да... буду... буду... всё... всё... отдам... приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастие моей жизни, остался жив!.. — говорила я, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда слышался голос, тщетно стараясь разглядеть, кому он может принадлежать.
— Ну, так следуй за мной...
И я, повинуясь чудному голосу, шла, сама не зная куда. Пред собой видела я только длинный ряд комнат. Первая из них по всей обстановке своей была та же самая, где теперь лежал мой умирающий ребёнок. Но он уже не умирал... Не слышно было более свиста или как бы предсмертного хрипа, выходившего из горлышка. Нет, он тихо, сладко спал, с лёгким румянцем на щеках, улыбаясь во сне... Крошка мой был совсем здоров! Я хотела подойти к кроватке его, но голос звал уж меня в другую комнату. Там крепкий, сильный, резвый мальчик; он начинал уже учиться, кругом на столе лежали книжки, тетради.
Далее, постепенно, видела я его юношей, затем взрослым... на службе...
Но вот уж предпоследняя комната. В ней сидело много совсем мне незнакомых лиц. Они оживленно совещались, спорили, шумели. Сын мой с видимым возбуждением говорит им о чём-то. Но тут снова слышу я голос, и в звуках как бы более грозные, резкие ноты:
— Смотри, одумайся, безумная!.. Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, будет уже поздно!.. Лучше покорись, не проси жизни ребёнку, теперь ещё такому ангелу, не знающему житейского зла...
Но я с криком: «Нет, нет, хочу, чтоб жил он!» — задыхаясь, спешила к занавесу. Тогда он медленно приподнялся — и я увидела виселицу!..
Я громко вскрикнула и очнулась. Первым движением моим было наклониться к ребёнку и — как выразить удивление моё — он спокойно, сладко спал, ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле; щёчки порозовели, и вскоре, просыпаясь, он протянул ко мне ручки, зовя маму. Я стояла как очарованная и ничего не могла понять и сообразить... Что это такое?.. Всё тот же ли сон или радостная действительность?.. Но ведь всё точно как было во сне там, в первой комнате!.. Всё ещё не доверяя глазам своим, я кликнула няню и вместе с нею убедилась в чуде исцеления приговорённого к смерти младенца. Няня передала мне решение докторов о невозможности его выздоровления. И надо было видеть изумление одного из этих эскулапов, приехавшего на другой день осведомиться о часе кончины мальчика, когда няня вместо трупа показала ему спокойно сидящего на постельке Коню, здорового и весёлого.
— Да ведь это ж чудо, чудо!.. — твердил он.
Время шло, а сон мой исполнялся с буквальною точностью во всех, даже самых мелких подробностях... и юность его и, наконец, те тайные сборища. Более не могу продолжать!.. Вы поймёте... эта смерть... виселица... О, Боже!»
Читая эту страшную историю, мы можем только обливаться слезами, сочувствуя несчастной матери и вспоминая несчастья своей жизни, которые напомнило это чтение. Но, пытаясь «рассуждать здраво» о тех событиях, убеждаемся в неспособности обычного человека понять промысл Божий, а главное — принять его, покориться Божией воле. На это, наверное, способны только праведники и святые, а не мы, грешные.
Я спросил одну женщину, умудрённую жизненным опытом, как бы она поступила в ситуации, в которой оказалась мать умирающего Кони. И та убеждённо ответила, что любая мать выбрала бы продолжение жизни своего младенца, даже если бы потом она была наполнена страданиями и несчастьями, а не блаженную смерть этого безгрешного существа, душа которого попала бы в Рай.
Я пытался переубедить женщину: но ведь ангел ясно показал матери Рылеева, что смерть её ребёнка избавила бы его от взрослой жизни, наполненной смертными грехами и вытекающей из них гибелью души. Она отвечала мне с поразительной изворотливостью ума: но ведь нас учат в церкви не доверять снам — откуда мы знаем, кто нам явился в видении — ангел или бес?
Я бы мог продолжать свои рассуждения: мол, несчастная мать Рылеева ясно чувствовала ангельское присутствие по необыкновенной радости, покою и миру в её душе, которые не бывают при явлении лукавого, вызывающем тяжёлые чувства. А при желании она могла бы проверить, кто к ней явился, ведь в церкви учат, как надо испытывать духов. В том-то и дело, что мать не сомневалась в открывающемся перед ней промысле Божием, в том, что Божий посланник (а не бес) призывает её покориться воле Господа, не противиться смерти младенца. Но, несмотря на это, она восстала против воли Бога, против Его премудрости и милосердия, которые превосходят все человеческие мудрования и милости, вместе взятые. С этого восстания в сердце матери Рылеева, по сути, и начались так называемые политические восстания, которые организовали в России её сын и его последователи. Все эти злодеяния, словно под копирку, зарождались в сердцах бунтовщиков и революционеров с ропота на волю Божию, переходившем в ненависть к Его помазаннику — русскому Царю, в кровопролитную бойню с защитниками самодержавия... Но я не высказал своих аргументов спорившей со мной женщине, потому что понял бесполезность этого занятия. Весь жизненный опыт бедной матери, у которой тоже погибли дети, говорил о том, что она просила бы у Бога продолжения жизни своему умирающему ребёнку вопреки открываемым ангелами ужасам этой будущей жизни в нашем мире и вечной смерти в мире ином. И я вижу, что огромное большинство других женщин (да и мужчин) России поступило бы именно так: они эгоистически просили бы Господа не отнимать у них «радость, счастье, сокровище», главное утешение в жизни. Возношение своих радостей и утешений превыше общего блага и мировой гармонии, неверие в премудрость и милосердие Божие, восстание против Его святой воли, которые передаются от родителей к детям, — вот духовная первопричина того, что в нашем Отечестве так легко зарождаются и так широко распространяются бунты, революции, братоубийственные войны. Но, повторяю, я не буду спорить: судьбоносные чувства, мысли и поступки каждого человека вытекают из его, а не моего жизненного опыта. Просто прошу читателей внимательно проследить со мной, к чему привело противление воли Божией мать Рылеева, самого Кондратия Фёдоровича, его многочисленных последователей в России и за рубежом. Тогда нам станет многое понятным и в нашей неспокойной, запутанной жизни, полной скорбей и бед. И мы узнаем, что нас ждёт впереди.
Погибель «за свободу»
Его биография глубоко изучена и широко растиражирована, её может узнать каждый. Я напомню только ключевые моменты, которые наводят на серьёзные размышления. Известный стихотворец, издававший ежегодный альманах «Полярная звезда», член масонской ложи «Пламенеющей звезды» Кондратий Рылеев предсказал свою судьбу в «Исповеди Наликайко»:
Известно мне: погибель ждёт
Того, кто первый восстаёт
На утеснителей народа;
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
Всю сознательную жизнь Рылеев стремился принести себя (и других) в жертву ради достижения мифической свободы. Как человеку, глубоко изучавшему российское и международное право, с 1821 года служившему заседателем Петербургской уголовной палаты, а с 1824-го — правителем канцелярии Российско-американской компании, ему было хорошо известно, что насильственное свержение власти одного диктатора неизбежно приводило к ещё худшей диктатуре. Как православный человек, он знал причину этой закономерности: всякая власть даётся народу Богом в точном соответствии с его грехами и добродетелями. И если народ восстаёт против воли Божией, свергает властителя, то власть захватывает ещё худший тиран: не замолив старых грехов, народ совершил новые и поэтому подвергается более тяжёлому испытанию.
Но, зная всё это, Кондратий Фёдорович искренне стремился к освобождению от власти «утеснителей народа». Не объяснимое рационально, маниакальное стремление к кровопролитной борьбе ради обретения непонятной свободы свидетельствовало о глубинной, изначальной повреждённости его души. Очень похоже, что это повреждение возникло в результате иступленных молитв его матери о спасении (для временной жизни) умирающего Кони вопреки воле Божией. То есть этими «молитвами» мать как бы ограждала сына от Божией помощи (которая направлена на спасение души для жизни вечной) и отдавала его во власть бесов. Вот лишь некоторые свидетельства одержимости Кондратия Рылеева.
10 сентября 1825 года он выступил в роли секунданта на дуэли своего двоюродного брата поручика К.П. Чернова и флигель-адъютанта В.Д. Новосильцева. Вопреки обязанностям секунданта, который должен был, прежде всего, попытаться примирить противников, Рылеев, наоборот, всячески раздувал конфликт, руководствуясь политическими намерениями (на социальном неравенстве дуэлянтов, якобы послужившем причиной их гибели, можно было построить пропагандистскую кампанию, призывая народ к «освобождению от притеснителей»). Цель была достигнута: участники дуэли смертельно ранили друг друга и умерли через несколько дней. А похороны Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную Северным обществом декабристов, в котором Рылеев возглавлял наиболее радикальное крыло.
В ранние годы он писал отцу, что мечтает «быть героем, получить мученический венец и вознестись превыше человечества». Сатанинская гордость «героя» свидетельствует о том, что освобождение народа от власти «притеснителя» было не целью, а средством для достижения более высокой (для Рылеева) цели — духовной власти над человечеством, которой добивался «мученик». Фантазии о «свободе» были, как сейчас говорят, психологической защитой, шорами для духовных очей, которыми бесы ограждали его от неприятных откровений. Имея глаза, он не видел, имея блестящий ум, не понимал, к каким страшным преступлениям готовит себя, своих сообщников и последователей. При таком «воспитании» одержимый поэт мог бы вырасти в колоссальную фигуру Великого Инквизитора из романа Достоевского «Братья Карамазовы» или «вождя всех времён и народов», которого не ужасала кровь миллионов людей, замученных «ради общего блага».
Вот лишь одно свидетельство об истинных намерениях Кондратия Фёдоровича. По рассказам очевидцев, в день восстания он просил П. Каховского проникнуть в Зимний дворец и «лично убить государя, а уже затем мы всей братией изведём его родню». Но этого не удалось сделать в 1825 году. Почти сто лет понадобилось последователям Рылеева, чтобы выполнить его завещание: в 1918 году были зверски убиты члены Царской семьи с близкими родственниками. И тогда всем открылось, для кого это было сделано: освободившись от власти доброго и мудрого православного Царя, народ попал в такое чудовищное рабство, которого не было за всю историю человечества. За малейшее непослушание «вождям» людей подвергали страшным пыткам, обрекали на мучительную смерть в тюрьмах и лагерях. Адольфу Гитлеру не надо было ничего придумывать: своим злодействам он научился у советских «освободителей народа», последователей Кондратия Рылеева.
Покаяние
Храм Спаса на Крови воздвигнут на месте убийства царя Александра II
Было бы очень легко о нём писать, если бы личность мятежного поэта, пламенного масона, организатора восстания была единственной в душе Рылеева. Но, к счастью, это не так. По натуре он был очень добрым, честным, благородным человеком, этими качествами восхищались его современники.
По свидетельству декабриста Николая Бестужева, Рылеев «готов был на всякую жертву для друга».
В 1821 году Кондратий Фёдорович был избран от столичного дворянства заседателем Петербургской судебной палаты. Там он заслужил популярность как поборник справедливости. «Сострадание к человечеству и нелицеприятие, неутомимое защищение истины сделало его известным в столице.
Между простым народом имя и честность его вошли в пословицу», — вспоминал Николай Бестужев.
Рылеев не обольщался относительно художественного достоинства своих поэтических произведений и на свою литературную деятельность смотрел как на гражданское служение, целью которого должно быть «общественное благо». «Я не поэт, а гражданин», — заявлял он.
Но средства для достижения этого «блага», которые ему подсказывали лукавые опекуны, были просто чудовищными. Кровавые жертвы, якобы необходимые для достижения высокой цели, из средства превращались в самоцель. Начиная с Царской семьи, организаторы восстаний готовы были уничтожить всех несогласных со своим вариантом «свободы», которых оказывалось огромное большинство народа. Этот «идеал» пытался осуществить в своей деятельности один из последователей Рылеева Лейба Давидович Троцкий (Бронштейн), который устраивал русскому народу «кровавые бани», чтобы сломить его дух и полностью уничтожить. В итоге становилось непонятным, кого и для чего «освобождали»? Бесовская ненависть к людям составляла стержень второй личности, которая поселилась в беззащитной душе Кондратия Рылеева и сводила на нет все его «высокие стремления».
Вот характерный пример. В минуту поэтического просветления он написал вдохновенные строки, которые звали на защиту самодержавия:
Ни казни, ни смерти и я не боюсь:
Не дрогнув, умру за царя и за Ру0сь!
(Поэма «Иван Сусанин», 1822 год).
А потом, когда подавлялась своя личность и правила бал бесовская, Кондратий Рылеев призывал народ к освобождению от тирании «притеснителей», для которого нужно принести в жертву Царя, себя и всех остальных.
В этом трагическом раздвоении личности издатель литературного альманаха «Полярная звезда» и член ложи «Пламенеющей звезды» был далеко не одинок. Моцарт, Лермонтов, Цветаева, Блок, Брюсов, Есенин, Модильяни, Ван Гог, Сальвадор Дали и многие другие деятели искусства страдали подобными отклонениями, которые подробно проанализировали игумен N и доктор медицинских наук иеромонах Анатолий Берестов в своей книге «От чего нас хотят «спасти» НЛО, экстрасенсы, оккультисты, маги» («Даниловский благовестник», Москва, 2005). Эти учёные и богословы пришли к печальному выводу: «Как показывают наши исследования, многолетние контакты людей искусства с существами параллельного мира (проще говоря, с бесами, — М.А.Д.) приводят первых либо к гибели, либо к различным формам помешательства.» (с. 91). И если бы Рылеев не был казнён, то, наверное, сошёл бы с ума от раздвоения своей личности, которое приобретало всё более болезненные формы.
Но его несчастная мать и сам Кондратий Фёдорович так страшно пострадали не потому, что их наказал Бог за восстание против Его воли. Господь никого не наказывает — люди сами отворачиваются от Него и становятся беззащитными перед силами тьмы. Это и произошло, когда Анастасия Матвеевна не поняла и отринула милость Божию, которой стала бы смерть её сына в младенчестве и жизнь в раю его безгрешной души.
А милость Божия беспредельна. Попустив злым духам провести Кондратия Рылеева через круги ада, Господь дал ему возможность перед смертью освободиться от их власти, покаяться в грехах и получить надежду на спасение души для жизни вечной. После обрушения советской власти мы узнали потрясающие свидетельства этого покаяния, которые десятилетиями скрывала от нас цензура.
Православная энциклопедия — Википедия — сообщает, что после неудачного восстания на Сенатской площади, находясь в заключении под следствием, Кондратий Фёдорович «совершенно раскаялся и проникся христианским духом». Он брал всю вину на себя, стремился оправдать товарищей, возлагал надежды на милость Императора.
«В Петропавловской крепости (Петербург) Рылеев провёл в одиночестве 7 месяцев, — пишет жительница Вашингтона Антонина Васильева (Спокен) (её очерк «Цена заблуждений» можно найти в Интернете). — Нет рядом друзей-единомышленников, нет жены, нет милой, так любившей его пятилетней дочурки... Но чудным образом с первых дней началось благословенное общение с Всевышним, всё перевернувшее в душе узника. С ним произошло очевидное перерождение».
Накануне бунта он предлагает Петру Каховскому: «Любезный друг… истреби царя». В крепости его взгляд меняется. Теперь для него Царь — не «самовластительный злодей», а исполнитель воли Бога.
Раньше корень зла он видел в монархе. Из заключения пишет своей жене: «Положись на Всевышнего и милосердие государя».
Перед бунтом его нельзя было остановить. Жена, чувствуя сердцем несчастье, вопиёт к друзьям супруга: «Оставьте мне моего мужа!» Её, почти бесчувственную, Рылеев уложил на диван и вырвался из объятий дочери, обнимавшей его колени... А в крепости, пересматривая прошлое, пишет жене: «Я жестоко виноват перед тобою.»
Незадолго до казни он составил записку к Царю, в которой отрекается от своих заблуждений, говорит о новом видении миропорядка и что он «святым даром Спасителя мира примирился с Творцом своим». Кондратий Фёдорович не просит помилования, признаёт казнь заслуженной, благословляет наказывающих и просит милосердия к своим товарищам.
Бывший революционер и поэт, призывавший к борьбе с «утеснителями» народа, в крепости много времени проводил в обществе протоиерея Петра Смысловского, исповедовавшего декабристов и ставшего для них духовным отцом. После исповеди Рылеева отец Пётр вышел из его камеры в слезах, а потом говорил о Кондратии Фёдоровиче: «Истинный христианин и думал, что делает добро, и готов был душу положить за други своя».
Подобным образом батюшка отозвался о всех приговорённых к смерти: «Они заблуждались, а не были злодеями. Их вина — от заблуждений ума. А заблуждение ведёт на край погибели». Рылеев увидел этот край, когда ему был 31 год.
В ночь перед казнью раб Божий Кондратий кроток и тих. Пришёл священник, причастил. Молитва, молитва, ещё молитва. На рассвете письмо к жене — последнее: «Не ропщи. Я ни разу не возроптал за время моего заключения. За то Дух Святой дивно утешил меня. О, милый друг, как спасительно быть христианином. Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля». Ранним утром 13 (25) июля 1826 года Кондратий Рылеев с четырьмя товарищами взошел на эшафот. Именно это узрела его мать в странном сне 28 лет тому назад и, ужаснувшись, очнулась. Но тогда она не увидела самого главного. Последними словами Рылеева, обращёнными к священнику, были: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь».
По молитвам приговорённого к казни и его духовника тот самый Царь (Николай I), смерти которого страстно желал мятежный поэт, ещё во время следствия прислал жене Рылеева 2 тысячи рублей. А потом Императрица (её тоже «надо было извести») прислала на именины его дочери ещё тысячу. Царь продолжил свою заботу о семье казнённого: его вдова получала пенсию до вторичного замужества, а дочь — до совершеннолетия.
Но вернёмся на эшафот. Стоя у виселицы, раб Божий Кондратий воздел руки к небу и вместе с остальными приговорёнными молился Спасителю.
«О чём? Прощён ли? — пишет в с воем очерке Антонина Васильевна (Спокен). — Размышляя о судьбе нашего далёкого предка, я испытываю много самых разных чувств. Одно из них — восхищение жемчужиной, оставленной в наследство своим потомкам, особенно заблуждающимся: «как спасительно быть христианином.»
Жемчужину этого знания мы дарим читателям. Жизнь и смерть Кондратия Рылеева с потрясающей силой показывают величие Божие: даже отринув Его святую волю, погрязнув в грехах, совершив чудовищные преступления, мы имеем возможность покаяться, очиститься от скверны, вновь соединиться с Богом и сподобиться жизни вечной. Пусть это знание избавит нас от печали и уныния в «последние времена».
