ПОМОГИТЕ ВЫЖИТЬ
ДЕТЯМ ИЗ РУССКОЙ
ГЛУБИНКИ!!!

Здесь место для рекламы благотворителей
Подробности по ссылке >>>>>>>

Содержание номера

Смерти смотревший в лицо

Этот рассказ — еще об одном представителе племени крылатых, подлинном сталинском соколе, штурмане Дальней Авиации Константине Павловиче Иконникове.

Родился он 27 мая 1916 года в городе Пензе. Уже в 16 лет начал трудиться: для начала — учеником слесаря. В 1937 году окончил Казанское военно-пехотное училище, еще через год — Харьковское военное училище штурманов. Уже на первом занятии наставник курсантов, седой майор с лицом, испещренном шрамами, дал отеческий совет:

— Имейте в виду: в большой войне, которая уже не за горами, лишь те из вас, которые впитают свою специальность в плоть и кровь, имеют шанс выжить! Так что валять дурака не советую!..

С весны 1940 года служит на Дальнем Востоке, летая на бомбовозе ДБ-ЗА Ильюшина — тогдашней гордости советской авиации. Полетов было мало, но все — поучительные, закреплявшие навыки навигации в сложных условиях. Хотя на западе уже вовсю полыхала мировая война, — там, в Приморье, напряжения не чувствовалось. Расхолаживали личный состав и комиссары, бубнившие на политзанятиях, как заведенные:

— Войны не будет! У нас с Германией — договор о ненападении! Да и товарищ Сталин не позволит Гитлеру распустить руки!..

Даже известие о начале войны, дошедшее до гарнизона, в котором служил лейтенант Иконников, только к вечеру 22 июня 1941 года, не изменило настроения беспечности и благодушия:

— Ну что ж! Раз они такие — придется слетать «в Европу», дать фрицам по мозгам!

И выруливая 25 числа на заре на старт для дальнего перелета, кричали из кабин остающимся на земле:

— До скорой встречи!..

Через неделю после прибытия на новое место базирования — первый (дневной) вылет. В нем звено, в составе которого летает Константин Павлович, из трех самолетов теряет две машины. Много позже, после войны, Иконников вспоминал те первые бои:

— Как только пошли потери — все наши шапкозакидательские настроения мигом улетучились! Представляете — в начале июля летим (как обычно, без прикрытия!) на бомбежку переправ. Вернувшись первым, наш экипаж приходит в столовую и видит страшную картину: на белоснежных скатертях расставлены приборы, «боевые» сто грамм — в готовности, а экипажей — нет! Проходит в ожидании час — к нам присоединяется еще один экипаж — и все. Жуем подавленные, не глядя в тарелки. На выходе оглядываемся — и наши сердца обрываются: 31 прибор остался нетронутым!! Когда до сознания молоденьких официанток доходит, что ребята больше не вернутся, — они рыдают навзрыд...

В 1941 году Иконников летает в экипаже Алексея Шкутко, родом из Бреста. В жесточайших сражениях Константин Павлович дотягивает до лета 1942 года в полку, состав которого из-за страшных потерь полностью обновляется. Его боевая работа очень высоко оценивается командованием фронта: в его орденской книжке автору удается обнаружить запись, датированную 2 июня 1942 года, которой суммируются набежавшие к этому времени боевые награды Иконникова: Орден Александра Невского, Орден Отечественной войны I степени; Ордена Красного Знамени I, II и III степеней, два Ордена Красной Звезды. Из полетов экипаж возвращается, как правило, с многочисленными пробоинами в крыльях и фюзеляже, но Бог остается милостивым: пока хранит их от самого страшного...

В сентябре в одном из вылетов в сумерки их самолет сбивают над лесным массивом в Белоруссии. Константин, оглушенный и контуженный, потеряв боевых товарищей, выбирается из развалившейся машины и, опираясь на палки, начинает медленное движение на восток. Однажды выходит к глухому хутору, в котором его принимают и выхаживают крестьяне, а затем и переправляют к своим... Когда возвращается в родной полк, командир встречает его ворчанием:

— Ну ты, Костя, даешь! Тут летать некому, а тебя где-то носит, прохлаждаешься. Готовься: завтра полетишь со мной!..

В один из весенних дней 1943 года в очередном вылете зенитный снаряд разрывается в нескольких метрах от кабины штурмана, и осколок впивается в позвоночник Константина. Спасает то, что израненный Пе-8 идет на вынужденную на своей территории. Его почти бездыханным вынимают из кабины и доставляют в госпиталь № 2948, расположенный в здании школы № 1 г. Жуковского. Там его вытаскивают из лап смерти хирург Тамара Самуиловна и ее муж, тоже военврач. Когда кризис миновал и начинается медленное выкарабкивание с того света, — для Константина Павловича и медсестры Веры Семеновны, в которую он влюбляется с первого взгляда, по вечерам единственной радостью становится наблюдение из окна палаты, расположенной на 3-м этаже, за танцами под радиолу в расположенном рядом городском саду...

В ночь с 12 на 13 июля 1943 года 45-я авиадивизия полковника В. Лебедева с аэродрома в Раменском наносит всем составом удар по железнодорожному узлу Орел. В ее составе — 746 авиаполк, в котором летает штурманом Иконников. На противника сбрасываются фугасные авиабомбы весом до 2 тонн и даже одна 5-тонная. В следующую ночь — новый вылет; на этот раз — на авиабазу немцев. Уходя на задание, экипажи не знают, что их у цели подкарауливает переброшенная из-под Берлина секретная эскадрилья ночных истребителей ПВО Германии, оборудованных бортовыми радиолокаторами, которые в районе аэродрома сбивают три Пе-8, ведомых отличными летчиками Пономаренко, Угрюмовым и Вихоревым... Хотя бы частично жесточайшее напряжение дней и ночей снимается тем, что Иконников тем летом бьет врага плечом к плечу с выдающимися пилотами Михаилом Водопьяновым, Энделем Пуссэпом, Валентином Аккуратовым...

Много позже инженер 25 гвардейского авиаполка Осип Аронов вспоминал:

— В каждом вылете экипажи проходили настоящую «мясорубку», из которой едва дотягивали до аэродрома с подбитыми моторами, пробоинами, перебитыми трубопроводами и жгутами проводов... Мы, технари, сутками оставались у машин, возвращая их в строй, считай, голыми руками... Ведь тогда о запчастях мы даже понятия не имели!.. И ратный труд авиаторов был по достоинству оценен Родиной: после Орловско-Курской битвы 9 авиадивизий стали гвардейскими, в том числе и наш 746 авиаполк...

В один из ноябрьских дней в полк перегоняют американский бомбардировщик «Либерейтор». И следом поступает приказ: «В порядке подготовки к перевооружению на авиатехнику союзников — приступить к освоению!» Комполка призывает к себе Иконникова:

— Костя, выручай! У этого «американца» кабины под завязку набиты аппаратурой и приборами, которые нам и не снились! На тебя — вся надежда: только ты и сможешь в этих премудростях разобраться!..

Константин Павлович не только лично осваивает иностранную навигационную систему самолета, но и обучает молодое пополнение, продолжая летать. В одну из ночей его вызывают в штаб авиадивизии, где два генерала из Москвы знакомят его с планом секретной операции по выводу Финляндии из войны, в которой его экипаж должен принять участие. Замысел в том, чтобы отвлечь ПВО столицы Финляндии Хельсинки налетом авиаполка на нефтехранилища в предместье города и аэродром; а в этот самый момент самолет Иконникова нанесет удар бомбой весом 5,0 тонн по кварталу правительственных зданий в центре города.

17 февраля в полночь экипаж взлетает, но вскоре возвращается назад из-за неприемлемых метеоусловий. Полк также сажают на запасной аэродром. Но саму операцию не отменяют! вторую попытку экипаж совершает в 7 часов 20 минут утра, точно поражает намеченную командованием цель. С этой ночи столица сателлита Германии переходит на полную светомаскировку, но это не спасает ее от получения еще одного сокрушительного удара от экипажа Иконникова двумя бомбами весом по 2,0 тонны. Он наносится в 7 часов 35 минут утра 26 февраля. О последствиях этих «акций возмездия» много позже вспоминал «одноэкипажник» Константина Павловича, ветеран из Харькова Иван Слюсарев: «Однополчане Иконникова тогда увязывали его неотразимые удары по Хельсинки с принуждением белофинского правительства к заключению перемирия, а вскоре после их нанесения — и с выводом ее из войны вообще. И в результате — к снятию Северного фронта и переключению его на западное направление, что, безусловно, ускорило и облегчило нашу Победу».

В один из весенних дней экипаж Иконникова наносит удар по важной цели, разведанной белорусскими партизанами: общежитию немецких военных летчиков на окраине г. Орши, рядом с крупным аэродромом. Удачным попаданием мощной фугаски разносит вдребезги здание вместе с отдыхающим летным составом. А когда город освобождает Красная Армия, — Константин Павлович выкраивает несколько часов, чтобы с экипажем посмотреть на результаты своей работы. А также братскую могилу немцев на стадионе города, в которой захоронены жертвы налета...

Апрельской ночью, при возвращении на базу выскочивший из облаков Ме-110 прошивает крыло Пе-8 пушечной очередью. Машина вспыхивает, и командир экипажа Борис Китновский приказывает: — Прыгать всем!

Сам выбрасывается из машины первым, за ним — стрелки Сеня Кувшинов и Коля Ширяев... Константин Павлович остается в кабине и удерживает подбитый самолет на курсе, орудуя ручкой управления, задублированной и в его кабине. Пока крыло полностью не обгорает и самолет не переворачивается в воздухе, выбрасывая Иконникова через выбитый астролюк в потолке...

Война тем временем идет своим чередом: полк Иконникова, ставший к тому времени гвардейским, выделяет его экипаж для переучивания на американский бомбардировщик Б-17, из базирующихся в Полтаве. В этом самолете для него становится подлинным открытием наличие бортового радиолокационного прицела и навигационной системы, «привязанной» к радиомаякам, разбросанным от Гренландии и до Северной Африки. Начиная с сентября 1944 года полки 45-й авиадивизии Дальней Авиации наносят удары по целям в Восточной Европе: Штеттину, Данцигу, Будапешту, Бухаресту и, само собой, по Берлину.

Небо над рейхом было адом

Ожесточенность сражений в воздухе достигает немыслимого предела. Свидетельств тому однополчан Иконникова автору получить не удалось. Но об этом ему рассказывал участник налетов на Кенигсберг, летчик-штурмовик полковник ВВС, Герой Советского Союза Дмитрий Супонин:

— Мои вылеты на него пришлись на время осады города и последующего штурма. Пришлось на своей шкуре испытать в полной мере, что значит заградительный огонь немецких зенитных батарей: крыши равелинов крепости были плоскими, из монолитного железобетона. Зенитные орудия всех калибров на них стояли с вертикально поднятыми стволами и приближении наших самолетов вели шквальный заградительный огонь. Выскочить из этого ада живым было немыслимым везением! А «сверху» по всем линиям связи долбили одно и то же:

— Добить фашистского зверя в его прусской берлоге!..

Сколько наших штурмовиков сгорело тогда в этом пламени — не сосчитать! Лично я летал туда на штурмовки сначала на Ил-2; после того, как меня дважды за неделю подбили и я спасся, оба раза сев на вынужденную, — пересел на Пе-2. Когда через пару ночей подбили и на нем — из матчасти в нашем корпусе остался единственный «резерв» — почтовый По-2. Ну, я нашел добровольца из оружейников полка, и мы с ним за одну ночь совершили 16 вылетов, благо расстояние от полевого аэродрома до цели не больше 20 км. Из последнего вылета на заре вернулись мы, считай, на голой раме: на расчалках плоскостей болталось лишь несколько лоскутков перкаля, да и то превращенных в решето...

И уже утром награда нашла своего героя: командир корпуса генерал Полбин перед строем технарей снял со своего кителя Звезду Героя и отдал ее Дмитрию со словами:

— Потом оформим! А теперь — раз уж ты выжил в прошлую ночь — будешь жить как минимум сто лет!..

Где-то рядом с Дмитрием Супониным в этом аду штурмовал цели в Кенигсберге и Иконников.

За годы войны Константин Павлович совершает более 200 вылетов и, начав ее штурманом самолета, оканчивает уже штурманом гвардейского авиаполка. Вероятнее всего, Победу он встречает в поверженном Берлине; во всяком случае, после войны фронтовой корреспондент однажды вручает ему пачку снимков, сделанных, судя по надписям на обороте, 10 мая 1945 года на ступенях разбитого вдребезги рейхстага...

На страже мирного неба

После окончания войны Иконников продолжает летную службу штурмана в строевых частях Дальней Авиации, летая на Пе-8, затем — на Ту-4, Ил-6 по всей стране, в том числе и на Севере. Судьба тем временем продолжает испытывать его на прочность. Судите сами: не секрет, что, начиная с весны победного 45-го, в страну со всей Европы стали возвращаться наши соотечественники, прошедшие плен и фашистскую каторгу. Среди них, чего там, попадались и военные летчики.

В августе 46-го в полк, где служит Иконников, возвращается побывавший в немецком плену, освобожденный из него американцами и летавший с ними до конца войны наш летчик, с которым Константин Павлович в войну года полтора летал. Звонит ему с КПП авиагарнизона. Но пока Костя добегает до проходной, — ребята из СМЕРШа, приставленные к части, успевают сгрести его и сбросить в ближайший «отстойник», на пресловутую «фильтрацию». И там начинается:

— Когда и где именно добровольно перелетел к фрицам? Когда завербован американской разведкой? Какое задание получил? Где спрятаны рация, оружие? Где шифры, явки, позывные?!..

Константин Павлович тоскует, но недолго. А затем, придя в себя, обращается по команде с заявлением: «Вместе воевали, пилот — бесстрашный, головой за него ручаюсь...»

Майор-чекист, прочитав такое, едва не перепрыгивает через стол с пистолетом наизготовку:

— Ты что же, гад: шпионов выгораживать? Тебя этому партия учит, сволочь? Да я из тебя за такую шутку душу выйму!..

До отсидки, слава Богу, тогда дело не доходит. Но драма усугубляется тем, что вскоре в часть является еще один окруженец, за которого Иконников тем более ручается головой!! И тогда для него начинается затяжная бодяга по партийной линии: комиссии, разборки, выговора с последним предупреждением...

От более жестокой кары Иконникова спасает то, что пока его мытарят замполиты, — в часть приходит секретная разнарядка на штурмана для отработки «новой техники». Как выяснится позже — поставленного на серию атомного бомбардировщика Ту-4. Кадровики посмотрели анкеты, летные книжки — и выходило, что именно у Константина Павловича налет в боевой обстановке на порядок больше, чем у кого-либо другого в части. Комиссар попытался было рекомендовать «незапятнанного», но командир полка его осадил веским аргументом:

— Имей в виду: если твой кандидат на полеты с атомными бомбами однажды «обломится» — твоя же голова первой и ляжет на плаху! Так что рисковать не советую: да и выговора с Иконникова пора снимать — сколько можно его мурыжить!..

Для начала он участвует в перегонке серийных атомных бомбардировщиков в строевые части; иногда по просьбе командиров частей занимается переподготовкой молодежи, приходящей из училищ. Именно в это время начинается «холодная война», горячее для советской авиации время...

Позднее Иконников и непосредственно соприкасается с атомным оружием: участвует в полетах на предельную дальность в Арктике с макетами атомных бомб на борту, сбрасывая их по мишеням на полигоне ВВС под Симферополем. И даже участвует в доставке нескольких атомных бомб «живьем» с базы на Кольском полуострове в Сибирь, на аэродром базирования...

Кадры с таким уникальным опытом до зарезу нужны не только в частях ВВС, но и в их центральном аппарате. И в 1950 году он получает ответственное назначение на должность старшего штурмана-инспектора ВВС. И тащит на себе весь груз забот о боеготовности нашей ударной авиации, оснащенной атомным оружием. В эти годы у него появляются не просто контакты, но дружеские связи в авиационных КБ, и, в частности — на фирмах А. Туполева, В. Мясищева. Последний высоко ценит профессионализм Константина Павловича, да и чисто человеческие его качества и однажды, после очередного совещания в Генштабе берет его под локоть и доверительно спрашивает:

— Ну что: не надоело еще копаться в секретных бумагах? Могу пригласить на творческую работу, на которой не соскучишься!

И в 1958 году Иконников оказывается в ОКБ-23 Владимира Михайловича на испытательной работе. Там он не просто поднимает в воздух создаваемые Генеральным конструктором самолеты нового поколения, но и вносит вклад в совершенствование их бортового навигационного оборудования. А познакомившись однажды с директором НПО «Полет» Валентиной Гризодубовой, — с еще большим энтузиазмом ведет с участием ее специалистов освоение бортовых радиолокаторов, прицелов и пилотажно-навигационного оборудования стратегических бомбардировщиков М-4, ЗМ, М-50, М-52...

В один из июньских дней 1962 года Иконникова вызывают в Генштаб, в Управление АДД, к его начальнику генерал-лейтенанту авиации дважды Герою Советского Союза Павлу Тарану, который, предупредив собеседника об ответственности за разглашение гостайны, переходит к делу:

— От нашей боевой подруги Валентины Гризодубовой я наслышан о твоих штурманских талантах! Которые сегодня нам необходимы как воздух для решения одной задачи государственной важности.

В этот момент Павел Андреевич понижает голос и приближается к Константину Павловичу вплотную:

— Все дело в том, что сейчас завершается создание спецбоеприпаса запредельной мощности (водородной бомбы — прим. автора), который — и это вполне очевидно — однажды будет необходимо испытать в работе, то есть сбросить над указанной точкой на глобусе с предельной точностью. Ты меня понимаешь?

Иконников генерала понимал, и кивнул в знак согласия. Таран продолжал:

— Уточняю: бытует мнение, что водородная бомба ввиду ее огромной разрушительной силы может быть сброшена куда попало, то есть фактически без прицеливания вообще. Дескать, поражающие факторы взрыва все равно «достанут» супостата! В случае же, о котором я тебе говорю, расчетная мощность взрыва еще на порядок выше, и промах при ее, бомбы, подрыве нас не устраивает: если подрыв произойдет не над базальтовым плато, в над местностью с мягкими грунтами, — миллионы тонн радиоактивной пыли в один момент загазуют всю планету! И что тогда?! Это же будет равносильно нанесению атомного удара по всем странам мира одновременно!!

Я все это говорю потому, что именно тебе будет поручено навигационное обеспечение вылета бомбардировщика с этой самой «дурой», то есть вывод машины с боеприпасом в строго назначенную точку сброса! Дело усугубляется тем, что операция будет проводиться ночью, чтобы отстроиться от иностранных разведок. Да к тому же на местности практически без ориентиров для экипажа. Короче — в самых что ни на есть экстремальных условиях. Готовится она не «лопухами», а профессионалами. И твоя задача — не подменять их, а подстраховать успех, все расчеты проверить и обкатать маршрут лично на самолете-дублере, за которым пойдет и машина с «изделием»...

Когда Иконников возвращается на фирму, ему без лишних слов мигом выписывается командировка: «Направить в распоряжение в/ч... подполковника К.П. Иконникова для выполнения специального задания командования. Срок 2 месяца». И хозяин столь авторитетного мандата с ним блестяще справляется...

В 1966 году он уходит окончательно с летной работы. И становится начальником парашютной службы ЛИИ им. Громова. Вкладывает в новое дело всю душу: не удивительно, что по вине его заведования вплоть до перехода в службу высотно-кислородную в институте не происходит ни единого отказа парашютов! А в 1975 году становится начальником названной службы в Школе летчиков-испытателей.

Время идет, ряды фронтовиков редеют... И все чаще в их рядах стихийно возникает и не находит ответа вопрос:

— А почему это Константин Павлович, единственный, считай, в Дальней Авиации кавалер Ордена Красного Знамени всех 4-х степеней, до сих пор не Герой? Вспоминают, что однажды в годы войны на его представление к званию Героя уже готовились бумаги, но случилось так, что вместо Героя ему как раз и дали тогда Орден Красного Знамени. «Несправедливо это!» — считают они. И самый заводной из них, сослуживец Константина Павловича - Фараонов берется за дело: собирает целую папку вырезок из фронтовых газет, справок, характеристик на Иконникова и везет ее в Москву «сдавать туда, где обязаны во всем разобраться по справедливости». Судьба этой «личной инициативы» печальна: с тяжелой операции, на которую Фараонов ложится чуть ли не по дороге в наградной отдел Верховного Совета Союза, — уже не возвращается, и следы собранных им документов и ходатайств бесследно теряются...

В конце 70-х годов Константин Павлович — активнейший организатор выставки-экспозиции «45-я авиадивизия Дальней Авиации в боях за Родину», которая показывается на фирме А. Туполева, в Академии им. Жуковского, Люберецкой средней школе № 35, школе № 400 г. Москвы. Вызывает она огромный интерес не только у ветеранов, но и у молодежи. А в феврале 1979 года перемещается в г. Барановичи, в Орловский гвардейский авиаполк Дальней Авиации...

Незаметно наползают 80-е годы. Иконников, как и многие его однополчане, посильно занимается патриотическим воспитанием молодежи. Отгремевшую войну вспоминать не любит, а если о ней и говорит, то все об одном, самом — по его разумению — святом: о друзьях-однополчанах. К этому времени его находят еще две награды: от 7 февраля 1957 года — Орден Красного Знамени IVстепени; 11 марта 1985 года — Орден Отечественной войны II степени. Не говоря уже о 17 медалях, которые автор обнаружил в собственноручно составленном Константином Павловичем списке.

И вновь продолжается бой

С конца 80-х годов однополчане Иконникова начинают настоящую «битву» за восстановление справедливости, а именно — присвоение звания Героя Советского Союза ему за боевые дела. И натыкаются на глухую блокировку со стороны матерых аппаратчиков, ставящих на пути к этой благородной цели непробиваемый заслон: «В настоящее время положительно решить вопрос (посмертно) не представляется возможным». И приводят, с позволения сказать, «аргументы», от которых вянут уши:

во-первых — «с 1994 года в Российской Федерации учреждена самостоятельная система наград, в которой звания Героя Советского Союза нет»;

во-вторых — «награждение государственными наградами России за заслуги в годы ВОВ не предусматривается»;

в-третьих — «по наградному листу к присвоению т. Иконникову К.П. звания Героя Советского Союза он в свое время награжден Орденом Красной Звезды, а повторное награждение за одни и те же заслуги законодательством запрещено».

И, наконец, в ход пускается совсем «неотразимый» аргумент:

— Вы опоздали, граждане! Сейчас, через 50 лет после Великой Победы, «дать объективную оценку заслуг персонально каждого участника ВОВ не представляется возможным»(!).

Но позвольте: ведь наше Отечество, Россия — ПРАВОПРЕЕМНИЦА Советского Союза!! И что же выходит? Разве кроме территории страны и ее недр, разграбляемых олигархами, — ни в чем другом (и, тем более, относящемся к подвигам наших соотечественников, совершенным во имя свободы и независимости Родины, ее спасения от порабощения фашистской чумой!) никакой правопреемственности не существует? Так это надо понимать?

И как же в таком случае быть со множеством никем не считанных безвестных героев, сведения о подвигах которых поныне скрыты за семью печатями спецхранов? Неужто на всем этом бездушными чиновниками навсегда поставлен жирный крест?!

Смириться с таким оборотом дела не может сознание уцелевших фронтовиков, восстающее против такого бездушия и взывающее к справедливости. Вот и «одноэкипажник» Иконникова, упоминавшийся нами выше Иван Слюсарев перебитой вражеским осколком рукой пишет дочери нашего героя Ирине: «Вот сделаем выписку из газеты «Правда» за март 1944 года, заверим ее подписью и печатью — и это будет хорошим доводом к другим доводам и документам. И к 50-летию Победы вопрос будет решен!».

Написано это было Иваном Антоновичем в 1994 году. Но тогда он был, видимо, наивным человеком, если думал прошибить бюрократов своей выпиской из «Правды». Проходит еще 10 лет — а воз его прошений и ныне там. То есть на том же самом месте, без продвижения. И упорный в своем стремлении к торжеству справедливости фронтовик обращается к дочери нашего героя с новым письмом, в котором автором также обнаруживаются нотки оптимизма. Судите сами: «В этом деле может помочь наш Президент! Как это он не поможет? Если не он — тогда кто?».

Прав фронтовик: кроме него, Президента, решить данный вопрос некому. Разве не он на своей инаугурации пять лет назад заявил на весь мир:

— Президент в России — это больше, чем Президент!..

Кроме Слюсарева, бросались на решение данного вопроса и другие ветераны, но, увы... Летом 1990 года к ним присоединился также секретарь Жуковского горкома партии Ю. Шогин, заверяя: «Как только мы получим из архива необходимые документы, — обратимся к Президенту СССР с ходатайством о высшей награде К.П. Иконникову». Бумаги получили, к «Горби» обратились... На этом все и кончилось.

Когда в 1991 году Союз начинает разваливаться, — Константин Павлович стоически переносит трагические перемены, не ввязываясь ни в какие политические игры и словесные баталии. Его гражданская позиции тверда и незыблема, проста, как правда:

— Вся эта возня рано или поздно схлынет, как прошлогодний снег! Истина в том, что жизнь нашего, воевавшего поколения одним махом перечеркнуть невозможно! Да если кто и попытался бы сделать это подлое дело — оно никому не под силу!..

24 августа 1994 года Константина Павловича не стало. Но дело борьбы его однополчан за посмертное присвоение ему звания Героя живет: вот и весной 2004 упорный воспитанник Иконникова военной поры, Иван Слюсарев, снова пишет родственникам героя ободряющее письмо: «Раньше пробить этот вопрос было труднее. Но сейчас, в связи с приближением 60-летия Победы, это сделать будет легче: нынешний Президент нас услышит и поможет!»...

Разделяя оптимизм фронтовика, душа которого взывает к справедливости, автор и заканчивает писать, не допуская самой мысли о том, что голос ветерана так и не будет услышан Верховным Главнокомандующим: ведь он — последняя надежда россиян!..

---------------------------

Документальный фильм о ветеранах Авиации дальнего действия смотрите здесь >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>

Содержание номера

Реклама

Дорогие братья и сестры! Друзья! Вы можете оказать помощь нашим подопечным деткам, разместив на страницах Народного журнала "Русская Берёза" рекламу Вашей организации или частное объявление за БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ВЗНОС НА РАСЧЁТНЫЙ СЧЁТ ФОНДА. Подробности о размещении спрашивайте у председателя фонда О.М. Гарнаевой по тел: +7-903-535-20-96 или электронной почте: Просьба важные письма отправлять на оба адреса.