Небесный покровитель фонда святитель Алексий, митрополит Московский, всея Руси чудотворец
ПРО ФОНД
НАШИ ПОДОПЕЧНЫЕ
НАШИ ПРОЕКТЫ
БЛАГОТВОРИТЕЛИ
Наш добрые друзья
СБЕРБАНК РОССИИ Всегда рядом 
При переводе средств на расчётный счёт фонда "Русская Берёза" через Сбербанк РФ не взимается комиссия. (распечатать платежное поручение) Туристическое Агентство "Кижский Посад" ООО "Правозащита". Юридические услуги 
СсылкиПоиск |
"Если наш народ не найдёт Бога, он не найдёт ни покоя, ни счастья, ни благополучия" Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА РУССКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИВоспоминания бывшего воспитателя Наследника Цесаревича Алексея Николаевича Пьера ЖильяраВместо послесловияСо времени убийства царской семьи прошло больше полувека. Но не все итоги подведены, и не все выводы сделаны. И, перепечатывая несколько глав из скромных записок Пьера Жильяра, нам хочется прибавить к ним траурную статью поэта и литературного критика Георгия Адамовича, написанную в 1968 году по просьбе редактора "Русской мысли" С.А. Водова к 50-летней годовщине екатеринбургского злодеяния. Редакция ЦАРЕУБИЙСТВОЕсть у славянофила Хомякова замечательное стихотворение обо всем том темном, бесчеловечном и ужасном, чем на протяжении столетий отмечена была наша история, - впрочем, как и история других народов, других стран. К концу стихотворения Хомяков дважды или трижды обращается к соотечественникам с призывом молить Бога "чтоб Он простил, чтоб Он простил". День 17-го июля 1918 года в нашей истории - один из самых темных, самых бесчеловечных. Вспоминать о Боге теперь в России не принято. Его существование объявлено предрассудком, недостойным людей мало-мальски образованных. Но по доходящим из России сведениям, особенно в последнее время, многие, очень многие, даже среди молодежи, готовы были бы повторить хомяковскую мольбу при мысли о том, что было сделано в Екатеринбурге полвека тому назад. Это не было политическим преступлением. Это была дикая, зверская расправа с беззащитными людьми, - и при том это было как бы громогласным провозглашением или извещением, что в России отныне "все позволено" и что для разгула мести и жестокости препятствий больше нет. Политическим преступлением и, надо добавить, огромной политической ошибкой было убийство Александра II, - ошибкой тем более горестной и трудно объяснимой, что Желябов, вдохновитель всего дела, считал себя последователем Иисуса Христа и на суде об этом сказал. Вся новейшая русская история могла бы сложиться иначе, не будь этого убийства. Екатеринбургская же трагедия была бессмысленна, бесцельна, и никакими доводами оправдать ее нельзя. "Как, всех?" - будто бы спросил в растерянности, по распространившимся в те дни слухам, один из кремлевских главарей другого, еще выше стоявшего. - "Ну, конечно, всех... в чем дело?", - с раздражением ответил тот. Это леденящее "в чем дело?" незабываемо. Именно так, именно в согласии с ним бесчеловечность стала в России государственным принципом, а понятие личной вины или невиновности было отнесено к отжившей, никчемной сентиментальности. Каляев когда-то не решился бросить бомбу в карету великого князя Сергея Александровича, увидев, что в карете находятся и дети. Немногим позже его колебания ничего, кроме усмешки, не вызвали бы. Политические соображения, какого бы толка они ни были, не имеют, не могут иметь прямого касательства к цареубийству 17-го июля. Не к чему в траурную годовщину спорить, были или не были у Государя Николая II данные для той роли, которая оказалась предназначена ему историей. При наличии малейшего беспристрастия человек любых политических взглядов, даже самых враждебных, должен бы признать, что Государь всей душой желал добра России и по мере сил и разумения старался служить ей как можно успешнее. При наличии беспристрастия человек любых взглядов должен бы признать, что он проявил подлинное достоинство в несчастии, когда с грустью, и вероятно с удивлением, записал в дневнике: "Вокруг измена и трусость". Мог ли он предвидеть, что его ждет? Нет, едва ли, - как не предвидела ближайшего будущего и императрица Александра Федоровна, редкостно несчастная женщина, одинокая, мало в России любимая, не умевшая по своей застенчивости и замкнутости быть царицей, и все таки в гораздо большей мере чувствовавшая себя русской царицей, чем немецкой принцессой, вопреки клевете, прижизненной и посмертной. Она, как и Государь, искренне желала добра России, хотя и заблуждалась почти во всех своих предположениях, советах и действиях. Нельзя забыть их мученичества и их смерти, вместе со смертью больного, маленького царевича и юных великих княжен. Предвижу возможное возражение: в революционные годы погибли сотни тысяч неповинных людей, отчего же придавать особое значение тем, которые в конце концов были такими же людьми, как и все другие? Совершенно верно, царь, царица и их дети были такими же людьми, как и все другие. Но по самому положению своему, и без всякого с их стороны умысла, они как бы символизировали народ и страну, находясь в фокусе всенародного зрения. Их судьба по существу мало чем отличается от судьбы других замученных и убитых людей, - и все же она отличается, возвышается над другими потому, что на всех нас возложила историческую ответственность и должна бы надолго остаться во всенародной памяти. Их убийство предстает именно как всенародный грех, а не как дело отдельных преступников. Настанет ли день, когда в России это будет открыто признано? Настанет ли день, когда Россия, пусть и оставшаяся социалистической республикой, с содроганием вспомнит о 17-ом июля 1918 года и о пренебрежительном "в чем дело?", прозвучавшем в общем безмолвии как единственный - и ужасающий - комментарий к совершенному злодеянию? Если дня этого никогда не будет, лучше бы не быть русским. Георгий Адамович
КОНЕЦ КНИГИ Оглавление
|
