Есть в нашей церкви замечательная икона Святого Трифона, на кисти согнутой руки возле плеча, которого сидит сокол. Она появилась недавно, и очень напомнила мне одну часовенку, увенчанную голубями, выстроенную на пойме реки, в моём далеком родном краю.

Довелось мне как-то раз ехать на моторной лодке по реке.

Туман рассеивался, и моему взору открылась красочная панорама: разросшиеся кусты ивняка обрамляли берег реки, зеленели высокие травы, пестреющие красными, жёлтыми яркими луговыми цветами, радующими глаз. Мелькали деревенские крыши домов, церквушки… Я чувствовала, как по телу разливалось тепло, а душа наполнялась такой силой Духа, что хотелось петь и радоваться жизни, попутному ветерку, лучам солнца, проскальзывающим из-за проплывающих синих облаков.

Незаметно мы с попутчиком подплыли к берегу. Чуть поодаль, на высоком крыльце была выстроена часовня.

Валерий, так звали моего спутника, выключил мотор, выпрыгнул из лодки, подтянул цепь и сбросил её с якорем вниз.

- Сколько бывала в этих краях, а часовни не видела.

- Её, давно построили, четверть века точно, посмотрите, как здесь чудесно.

Часовенка выглядела как-то необычно, хотя и простенько. Сооружена она была из дерева, имела округлые формы, но светилась каким-то бархатным мягким светом, как бы олицетворяя эту безбрежную пустынную местность, да и находилась она близко к берегу, на пойме, которая затоплялась водой при весеннем разливе, и, потому, видно выстроена на высоком деревянном крыльце. Верх заканчивался небольшим куполом и крестом, а вот по краям цоколя купола небольшой по периметру навес, а на нем скульптурки белых, голубей, а спереди чёрная лебедь, с приподнятыми крыльями, казалось, что она вот-вот взлетит. Такую архитектуру я видела впервые.

Возле часовни тоже высоко устроена голубятня. Голуби, взлетали и улетали, сами возвращались обратно и тихо ворковали, как бы переговариваясь между собой.

Как интересно и таинственно было вокруг. Птицы не улетали, и даже не заволновались, когда я приблизилась к ним.

- Отец Димитрий, где ты? - крикнул Валерий. С крыльца по ступенькам спустился в черном подряснике седой, бородатый, на вид лет пятидесяти служитель, которого я вначале приняла за монаха.

Он оглядел с большим вниманием привезённые ему церковные книги, ласково погладил переплёт, и добрая милая улыбка расплылась на его лице. Я обратила внимание, когда он улыбался, глаза оставались мрачными. Отчего так! По-всему видно, что человек он добрый, а в глазах оттенок печали или, может быть, безудержного горя, которое отложила жизнь?

Я обошла часовенку и остановилась вблизи небольшого бугорка, на котором стоял деревянный резной крест. Могилка была ухожена, пестрела цветами.

- Эта могила моей мамы, - тихо проговорил отец Димитрий.

- Мне было лет пять, когда я со старшими братьями отправился на реку, смотреть, как рыбаки ловят рыбу, да и так позабавиться детскими утехами, - продолжал он.

- Льдины, раскачиваясь, кружились в полынье, иные медленно плыли, другие, что поменьше быстрее, вода растекалась поверх еще не вскрывшегося у берега льда. В детстве нет страха, чувства опасности, шаг и я на льдине.

- Стой, куда, ты?- закричал старший Вася.

- Он бросился ко мне, но от его топота льдина обломилась и оторвалась. От резкого крена брат свалился в полынью. Ошеломлённый, он махал руками, бил по воде, пытаясь грести, исхитрялся ухватиться за край льдины, но одежда быстро намокала и тянула вниз. Ваня с Мишей кинулись на помощь.

- А, ну держи меня за ноги, - скомандовал Иван Михаилу.

- Хватайся за руку, - кричал он брату. Но руки у парня, уже закоченели и не гнулись, скользили, да и сил у ребят было мало.

Лёша метался по краю, не зная: то ли малого спасать, то ли к другим братьям на помощь бежать? Пока, размышлял, Иван оказался в воде, а Вася уже захлёбывался. Вдвоем с Мишей они вытащили Ивана, а Вася последний раз вздохнул и ушел по лед, ребята онемели от ужаса. Иван по инерции наклонился, льдина обломилась, и теперь все трое оказались в воде.

Пока подбежали рыбаки, чёрная зловещая пасть реки поглотила детей, и только обломки льда крутились у берега. Мужики не кричали, а выли, а из красных суровых глаз по загрубелым от ветра щекам текли горючие кровавые слезы.

"Меня спасли рыбаки с другого берега", - продолжал священник свой рассказ.

Мать, раздетая, бросилась к воде.

Долго раздавались её рыдания на реке, а вскоре она слегла, и тихо угасла как свечка. На девятый день, после похорон, в заливе появилась чёрная лебедь да еще откуда-то прилетели белые голуби. Их было четыре, они уселись на крыше дома, будто жили здесь всегда.

"После учебы в семинарии, мы с отцом построили эту часовенку, и местные жители помогли, и что интересно, как построили её", - рассказывал отец Димитрий, высоко поставили, чтобы вода во время разлива не затопила, а река-то и перестала сильно разливаться, дойдет до первой ступеньки и все...

Я поднялась на крыльцо, в часовне было всего несколько икон, пахло ладаном, и веяло такой умиротворенной тишиной и уютом, что я почувствовала, будто нахожусь у домашнего очага и мне подумалось: "Сколько же у людей веры?.. И как же сильна наша Православная вера! И как бы тогда жить Дмитрию и его отцу, если бы не эта вера, и чем ближе к народу, тем сильнее вера и могущественнее".

Рисунок А. Кривошеева