Подлинно русское всегда о Христе

Известного филолога Василия Ирзабекова иногда по старой памяти называют Фазилем. Дело в том, что до 1995 года он, уроженец Баку, носил имя Фазиль Давуд Оглы. В возрасте сорока двух его небесным покровителем стал Василий Великий — Фазиль принял святое Крещение. Свою миссию Василий Давыдович видит в служении русскому слову. Он автор ряда популярных книг о нашем языке. Первая из них — «Тайна русского слова» — выдержала восемь изданий. Затем появились «Святая сила слова», «Русское солнце» и ряд других книг, последняя из которых — «Взломанный код». Как прозаик Ирзабеков выступает автором рассказов, а также изданной в прошлом году повести «День рождения Омара Хайяма», написанной 30 лет назад по впечатлениям детства.

С Василием Ирзабековым беседует писатель Владимир Смык.

— Василий Давыдович, работая с Интернетом, когда попадаешь на иные форумы, порой поражаешься вопиющей безграмотности их участников. Такое впечатление, что Интернет повинен в том, что люди забывают правила грамматики родного языка.

— Думаю, Интернет не виноват. Культурный человек и в интернет-пространстве культурен, а тот, кто в реальной жизни с языком обращается абы как, тот и виртуальном мире ведет себя также. Другое дело, что уровень грамотности у нас в стране заметно снизился. Причина в том, что система нашего народного образования изменилась не в лучшую сторону. Я не принимал и никогда не приму всех этих ЕГЭ,ОГЭ, ГИА… Но дело не только в них. В то время, когда я учился в школе, а затем в Азербайджанском педагогическом институте русского языка и литературы им. М. Ф. Ахундова, у нас были великолепные преподаватели. Много ли сегодня таких учителей, как светлой памяти Галина Николаевна Кухмазова. Мы, бакинские дети, к ней на факультатив приходили с радостью: она читала нам «Евгения Онегина», которого знала наизусть от первой до последней строчки. А в институте, когда доцент Осташкина (кстати, любимая ученица классика азербайджанской музыки Узеира Гаджибекова) читала цикл лекций о Пушкине, весь Баку собирался ее слушать. Когда она доходила до сцены дуэли Онегина и Ленского, из ее глаз лились слезы, и мы плакали вместе с ней…

— Но в школе учащийся должен придерживаться каких-то правил, и его все-таки контролирует преподаватель. А в Интернете молодой человек или девушка нередко освобождают себя от «бремени» грамматики…

— Что меня неприятно поражает: многие взрослые люди, общаясь в Интернете, пишут нарочито неграмотно, издеваясь над русским языком, над словом. Вот размещена фотография, на которой отображена какая-то смешная ситуация. И комментарий (я знаю его автора, он образованный, развитый человек): «Ржунемагу» (!?)… Это все, конечно, от лукавого.

— В последнее время в русском языке появились слова, которых раньше не было в общеупотребительной лексике. Они заменяют привычные всем понятия, притом что иной раз не дашь четкого определения, что эти слова обозначают. Они из того же разряда издевательств над родной речью?

— Вы говорите о паразитарной лексике. Она, действительно, вытесняет нормальную русскую речь. Одно из нелюбимых мною словечек нынешнего новояза — словечко «прикольно». Мне никто ни разу не объяснил точный смысл этого слова. Это «весело»? Тогда так и скажи: «весело». Это «задорно»? Так и скажи: «задорно». «Оригинально»? Скажи: «оригинально». А здесь одним словом заменяется столько оттенков чувств… В результате происходит примитивизация души. Мы беднее чувствами, чем наши предки. Для иллюстрации я всегда привожу такие пушкинские строки, которыми не могу не восхищаться:

Я Вас любил так искренно, так нежно,

Как дай Вам Бог любимой быть другим…

Какой сложной душевной организацией надо обладать, чтобы так выразить свое чувство! Но теперь это, оказывается, можно выразить другими словами: «Ты такая клевая, что я от тебя тащусь». Когда мы калечим речь, мы калечим свою душу.

— Можно привести в пример и Лермонтова. Какое высокое чувство запечатлено в стихотворении «Молитва странника», посвященном В.А. Лопухиной, посланном ей после того, как она стала женой Бахметева. В этом стихотворении, в котором поэт молится о ее судьбе, на мой взгляд, есть перекличка с пушкинским «Я Вас любил». Он тоже желает светлой доли удалившейся от него возлюбленной и молит Богородицу: «Окружи счастием душу достойную».

— Обратите внимание: Лермонтов в этом стихотворении о Богородице сказал всего четыре слова, но лучше этого никто никогда о Ней не сказал. Он назвал ее «Теплой Заступницей мира холодного».

— Это стихотворение — один из примеров того, что русская классическая литература пронизана евангельским восприятием жизни. В этой связи вот такой вопрос. Сейчас в школе в четвертом классе введен предмет «Основы православной культуры». Не уверен, что его можно освоить всего за год. Может быть, лучше увеличить количество часов изучения классической русской литературы? Чтение Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского христианизирует сознание учащегося больше, чем предмет, который, кстати, ведется светскими педагогами.

— Конечно, но только при одном условии: если педагог к этому подготовлен, то есть он понимает, что мир освящен Богом, что русские классики жили в этом мире и творили в его священном контексте. Ведь наши замечательные учителя литературы были прекрасно знакомы с текстами, биографиями тех, кто создал славу великой русской литературе. Но главного они не говорили. Они не знали Евангелия, а без Евангелия этой литературы просто нет. Того же Онегина как можно понять без Евангелия? Как у нас в школе называли Онегина?

— Онегин — лишний человек.

— А Христос говорил, что даже и волос с головы не упадет без воли Отца Небесного. Как может быть человек лишним? Иуда тоже не лишний в евангельской истории. Онегин — страшный человек. Если с точки зрения Евангелия анализировать текст пушкинского романа, нет ни одной Христовой заповеди, которую бы Онегин не растоптал. Конечно, «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни, безусловно, так. Но, помимо всего прочего, это книга о том, как надо воспитывать ребенка. В воспитании Онегина чего не было? Помните: «Месье Лаббе, француз убогий», отроку Евгению «не докучал моралью строгой». Ответьте мне, бывает мораль нестрогая? Осетрина второго качества? В воспитании и образовании Онегина не было Евангелия. Современник Пушкина адмирал Александр Семенович Шишков, великий Шишков, патриарх русской словесности (тот самый, над которым насмехались в советской школе за предложение заменить слово «калоши» «мокроступами»), в одной из статей, обращаясь к родителям дворянского сословия, спрашивает: «Русский барчук, воспитанный французом, одетый, обутый им и причесанный, окруженный французским миром, сказавший свое первое в жизни слово по-французски… На каком языке молится этот ребенок? И молится ли вообще?» Вот и выросло поколение декабристов, воспитанное французами («французишками», как он их называет). И Шишков — государственный секретарь и министр народного просвещения — справедливо замечает: «Может ли дворовая девка Агафья или писарь Абрашка преподавать французским детям?» Мы смеемся: «Этого не может быть». А разве из Франции к нам приезжают не те же Агафьи и Аглашки?

— Тему воспитания Пушкин затрагивает и в «Капитанской дочке».

— Конечно. Вспомним, француз Бопре, учитель Петруши Гринева, в своем отечестве был парикмахером, потом в Пруссии — солдатом. К счастью для мальчика, Бопре уличили в беспутстве и пьянстве и вскоре прогнали.

— «Капитанская дочка», на мой взгляд, одно из самых православных произведений Пушкина. Василиса Егоровна, Маша Миронова — поистине христианские образы. Да и Савельич… Не француз, а он, верующий русский крепостной, был подлинным воспитателем Петра Гринева, личность которого, испытав скорби, устремляется к Богу. Петр Андреевич в казанской тюрьме «прибегнул к утешению всех скорбящих», «вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца». Здесь у читателя, знакомого с «Деяниями святых апостолов», в памяти не может не возникнуть эпизод тюремного заключения небесного покровителя Гринева — апостола Петра. Вы верно заметили, школьные учителя не обращали наше внимание на эту важнейшую, мировоззренческую, сторону пушкинского произведения. Но нельзя не признать, что, изучая Пушкина, Лермонтова, Гоголя, советская школа создавала единое культурное пространство и преподавала на территории огромной страны юным гражданам общие нравственные уроки, имевшие христианские истоки. Наши классики как бы подспудно через десятилетия и века боролись за русские души с революцией, атеизмом и богоборчеством.

— Помните «Парус» Лермонтова: «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой». Лермонтов приглашает к раздумью современников. Он как бы спрашивает человека: «Тебе они нужны, бури?» Посмотри: «Струя светлей лазури» — цвет Богородицы. «Луч солнца золотой» — цвет Христа. Но наступает другой век, и Горький произносит эти слова совсем по-другому: «Пусть сильнее грянет буря!» «Песня о буревестнике» очень талантливо написана. Она переписывалась десятками тысяч людей. Люди собирались вместе, зачитывали ее. Это взывание бури превратилось в своего рода молитву. Слово ведь обладает материальной силой. Представляете: десятки тысяч глоток вопиют: «Пусть сильнее грянет буря!» Господь ведь нашу свободу никогда не ограничивает: «Вы без Меня хотите?»… А вспомним «Сказку о золотой рыбке». Это сказка-притча, предостережение потомкам, наполненная христианскими символами: синее море (синий — цвет Богородицы), золотая рыбка выходит из этого моря (рыба — древний христианский символ, монограмма имени Иисуса Христа). А последнее желание старухи — стать владычицей морскою, чтобы рыбка ей служила. «Кто был никем, тот станет всем». Та, которая в начале этого дня сидела у разбитого корыта, теперь хочет быть владычицей морскою, управлять миром! И чтобы сам Бог ей служил! Это безбожный «гуманизм», который называется «революция»…

— В ранней редакции «Сказки» старуха заявляла старику: «Не хочу быть вольною царицей, а хочу быть римскою папой». Теперь я понимаю, почему Пушкин отказался от этого варианта, хотя стилистически и весьма остроумного. Римский папа, в представлении католиков, — наместник Апостола Петра. Симон Пётр в своем Втором послании называет себя рабом Иисуса Христа, а старуха хочет быть владычицей, не рабой…

— Все подлинно русское — всегда о Христе.