Небесный покровитель фонда святитель Алексий, митрополит Московский, всея Руси чудотворец
ПРО ФОНД
НАШИ ПОДОПЕЧНЫЕ
НАШИ ПРОЕКТЫ
БЛАГОТВОРИТЕЛИ
Наш добрые друзья
СБЕРБАНК РОССИИ Всегда рядом 
При переводе средств на расчётный счёт фонда "Русская Берёза" через Сбербанк РФ не взимается комиссия. (распечатать платежное поручение) Туристическое Агентство "Кижский Посад" ООО "Правозащита". Юридические услуги 
СсылкиПоиск |
"Если наш народ не найдёт Бога, он не найдёт ни покоя, ни счастья, ни благополучия" Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА РУССКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИВоспоминания бывшего воспитателя Наследника Цесаревича Алексея Николаевича Пьера ЖильяраПредисловие
"Не знаю, ни когда это будет, ни как совершится, но настанет день, - и это без всякого сомнения, - когда достигшая крайнего предела жестокость, точно сама истекая кровью, ужаснет человечество... Тогда в воспоминании об этих жертвах человечество найдет непреодолимую силу для своего возрождения." Эти пророческие слова были написаны Пьером Жильяром, воспитателем цесаревича Алексея Николаевича, в заключение к его воспоминаниям: "Le tragique destin de Nicolas II et de sa famille" par Pierre Gilliard, Paris 1921. И пророчество его оправдывается. Ибо, - и это тоже без всякого сомнения, - в убийстве царской семьи была уже заложена "достигшая крайнего предела" жестокость грядущей сталинщины с ее уничтожением миллионов крестьянских семей, ликвидацией кулачества как класса, маленькими и большими павликами морозовыми, чистками, показательными процессами, "врагами народа" и "семьями врагов народа". В крушении Российской Империи умный и добрый француз уже в 1920 году сумел рассмотреть грядущую империю ГУЛАГа; в подвале Ипатьевского дома - подвалы Лубянки и Лефортова; в Коптяковской поляне - захоронения Винницы и Катыни; в постановлении Уральского совета - Шемякин суд "троек" и спецколлегий. Расстрел, произведенный на том основании, что "чехословацкие банды угрожают красной столице Урала - Екатеринбургу", нельзя квалифицировать иначе как бессудное убийство. А сообщение в том же постановлении Уральского совета, - "семья Романова переведена из Екатеринбурга в более безопасное место", - было уже по-сталински наглой ложью: не только семья, но и доктор Боткин и трое человек прислуги были ликвидированы вместе с царем. Так 17 июля 1918 года гибель семьи из отца, матери, четырех девушек и четырнадцатилетнего подростка, гибель семьи Романовых, стала прологом сталинского террора; цареубийство - прологом народоубийства. Французский журнал "L'lllustration", в номере от 18 декабря 1920 года, впервые опубликовавший воспроизводимый здесь текст, сообщил об авторе следующее: "Пьер Жильяр - швейцарец по происхождению, в 1904 году окончил университет в Лозанне, после чего был приглашен в Петербург, в качестве преподавателя французского языка малолетнему герцогу Сергею Лейхтенбергскому, родственнику императора. В следующем году он был приглашен преподавать уроки французского языка великой княжне Ольге Николаевне, имевшей в то время 10 лет и Татьяне Николаевне, которой было 8 лет отроду. В 1913 году он стал преподавателем французского языка наследника цесаревича Алексея Николаевича, которому исполнилось тогда 9 лет. Его официальное звание было - "состоящий при воспитателе наследника цесаревича", - но так как воспитатель назначен не был, то Пьер Жильяр фактически исполнял его обязанности. Он жил во дворце и проводил весь день с семьей императора. Во время происшедшей в феврале 1917 года революции он находился в Царском Селе. Временное правительство, решив содержать царя и его семейство в заключении, предложило лицам, их окружавшим, в течение 24-х часов покинуть дворец или добровольно подчиниться заключению. Пьер Жильяр избрал последнее. В конце июля Керенский сообщил ему, что царь с семейством будет переведен в другую местность. Он выслушал и заявил, что поедет с ними. Дальше видно будет, как он сопровождал семью Романовых в Екатеринбург. Если впоследствии он был с ними разлучен, то это не по его вине. Только благодаря этому насильственному разлучению, он и остался в живых." Разумеется, записки Пьера Жильяра, заключительные главы которых мы перепечатываем с небольшими сокращениями, по ныне редчайшему ревельскому изданию 1921 года, всего лишь один из источников по истории последнего царствования. Но он драгоценен своей исключительной простотой и искренностью и уникален тем, что из всех, кто делил заключение с царской семьей, Жильяр единственный остался в живых и написал мемуары. Воспитанный в буржуазной республиканской Швейцарии, учитель французского языка Пьер Жильяр, - и это красной нитью проходит сквозь все его изложение, - чем дальше тем больше привязывался к царской семье, в которой тринадцать лет прослужил гувернером. Дистанция, налагаемая традицией и этикетом, не помешала ему с самого начала рассмотреть в Александре Федоровне не столько императрицу, сколько жену и мать, счастливую в супружестве, но ежечасно трепещущую за жизнь обожаемого и неизлечимо больного сына. Во второй главе его книги есть описание, как в феврале 1906 года, когда он кончал давать свой урок Ольге Николаевне, вошла государыня с маленьким царевичем на руках. Жильяр, еще ничего не зная о болезни наследника, уже тогда заметил в ее нежности к сыну не материнскую гордость, а выражение страха и обреченности "столь несомненной и безнадежной", что чувство жалости к этой матери и этому ребенку уже больше не покидало его. В воспоминаниях Татьяны Мельник, дочери доктора Боткина, лейб-медика царской семьи, Жильяр описан как "образованный и удивительно милый человек, которого сразу все полюбили, а Алексей Николаевич завязал с ним тесную дружбу." Записки Жильяра не оставляют сомнения, что их автор обладал исключительным чувством такта. Но при всей почтительности и сдержанности, с которой он отзывался обо всех членах царской семьи и их приближенных, нетрудно рассмотреть, что все тринадцать лет он прожил под обаянием подкупающей простоты и скромности государя, который, по его словам, был для детей "царем, отцом и другом". Любимицей же его была старшая княжна Ольга, белокурая, слегка курносая, веснушчатая, смешливая и искренняя девочка, с которой они вначале ссорились, но потом сдружились. В описании официального визита в Румынию, за которым скрывалось сватовство румынского принца Карола, Жильяр рассказывает: "В начале июня (1914 года), когда однажды мы оказались наедине с Ольгой Николаевной, она обратилась ко мне с откровенностью, полной простоты и доверия, оправданного знакомством, восходящим к ее детским годам: - Скажите мне правду, месье, Вы знаете, почему мы едем в Румынию? Смутившись, я ответил: - Мне кажется, что это визит вежливости, что император должен сделать его в ответ на визит, который сделал ему в свое время румынский король. - Да, конечно, это формальный повод, но на самом деле... Ах, я конечно, знаю, что Вам не положено это знать, но я уверена, что все вокруг говорят об этом, и Вы это знаете... И видя, что я наклонил голову в знак понимания, она добавила: - Так вот! Но если я не захочу, этого не будет. Папа обещал не неволить меня, а я не хочу покидать Россию. - Но Вы сможете приезжать, когда захотите. - Все равно я стану тогда иностранкой. А я русская, и хочу оставаться русской!" Все описания Жильяра отличаются добросовестностью и точностью. О событиях за стенами дворца он говорит очень мало, ровно столько, сколько ему кажется необходимым для объяснения внутреннего мира царской семьи. Однако здесь его суждения поверхностны. Его оценка Распутина (которого он видел только раз в жизни), Вырубовой, немцев и "немецких шпионов", евреев и социалистов, сделана явно со слов нескольких разумных и умеренных придворных, но, тем не менее, почти целиком укладывается в упрощенной схеме "злых сил", принятой, очевидно, в том узком безоговорочно и непонимающе преданном династии круге, в котором ему приходилось вращаться. Разумеется, Жильяр был тоже предан, но преданность его иная: он был предан не династии, не престолу, а лично очаровавшему его Николаю II, не дому, а семье Романовых. В главе 7-ой своей книги он подробно описывает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться, приступив к воспитанию наследника престола. "Я отдавал себе отчет, - пишет он, - что воспитание принца почти неизбежно делает из него существо неполноценное, живущее как бы вне жизни в силу того, что с самых ранних лет он оказывается вне общих условий и правил". Как умелый и умный педагог, Жильяр отмечает не только вред, приносимый такому воспитаннику чрезмерным вниманием и поклонением окружающих, но и неизбежный догматизм преподавания и односторонность складывающейся у него картины мира, а главное - отсутствие того, что приобретается вне учебной программы, путем свободного общения с товарищами и в результате впечатлений обыденной жизни, со всеми ее противоречиями и затруднениями, недостаток всего того, что развивает в подростке чувство реальности и способность к критическому мышлению. Жильяр подчеркивает, что и Николай II был "человеком совсем другой эпохи", "полным воплощением русской натуры во всем, что в ней есть благородного и рыцарского", но что он был "мало подготовлен к борьбе", хотя и "любил свой народ и свою отчизну всеми силами своей души" и "с глубокой покорностью принял крест, который Бог на него возложил". Когда 21 марта 1917 года Жильяр отказался покинуть дворец, решившись и после отречения делить судьбу Романовых, он, конечно, не предвидел ни Тобольска, ни Екатеринбурга, ни того страшного конца, которого лишь случайно избежал. Но он последовал за ними в Тобольск уже не в качестве наемного гувернера, а в качестве верного и близкого друга. Записки Жильяра не объясняют русской революции. Но он и не берется объяснять. Он рассказывает. И от обреченного взгляда Александры Федоровны, вышедшей показать ему царевича, и до его собственного последнего взгляда на великую княжну Татьяну, идущую в дом Ипатьева и проваливающуюся в грязи с тяжелым черным чемоданом, - его сдержанный почтительный рассказ переживается как трагедия, не в переносном, а в классическом, античном смысле слова. Ибо это путь любящих, нравственно чистых и желавших только добра людей, словно самой судьбой обреченных на жертву. Наше издание, к сожалению, воспроизводит лишь последний акт этой трагедии. Но именно в нем до конца раскрывается мало кому известный образ верующего христианина и патриота своей страны, смиренного узника Николая Романова, которого вместе с семьей зверски убили только за то, что ему досталось быть последним русским царем.
Роман Редлих Продолжение: - I. ЕКАТЕРИНБУРГСКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ Оглавление |
