Добрый день, господа и дамы!
Прочитав вашу газету «Русская Береза» и ознакомившись с очень интересными историческими материалами, мне почему-то сразу захотелось поделиться фактами из жизни предков, с которыми столкнулся при составлении своей родословной. Собирая по крупицам материал о своих родных, приходилось сталкиваться с такими сведениями, о которых и желаю рассказать читателям вашей газеты.
Мой дед, Пылов Василий Иванович, выходец из Озерного уезда Московской губернии. Его предки слыли коренными ловцами ценных пород рыб, которых поставляли на царский двор. Жители рыбацких поселений, учитывая их опасный труд, были освобождены от налогов, воинской повинности и даже от привлечения на строительство дорог и т. д. Молодые люди, прослышав о высоких заработках, решили попытать свое рыбацкое счастье в низовьях Волги. Добравшись до Астрахани, они арендовали у рыбопромышленников большие парусные суда, приспособленные для лова красной рыбы в Каспийском море. Их суда бороздили акваторию северного Каспия, где обитали большие косяки осетровых рыб. Особенно много было крупных белуг, достигающих огромных размеров и доставлявших большие хлопоты прибрежным рыбакам, вылавливающих воблу, судака, сазана и др. Своей огромной массой они превращали сети в лохмотья.
Ловля красной рыбы была настолько удачной, что они выкупили суда и задумали осесть на безлюдном песчаном острове Чечень. Это в 200 км южнее Астрахани, но в центре обитания осетровых рыб. Куда Волга, Кума, Терек, Сулак выносят с водами мельчайшие органические частицы, создающие благоприятные условия для формирования пищи, необходимой всем живущим в морском водоеме. Здесь быстро набирали вес молодь и взрослые особи осетровых и других пород рыб. Белуги весом 300-500 кг, а осетры 150-200 кг были обычным явлением. Попадались рыбины огромных размеров.
По рассказу моей мамы, ей в детстве пришлось увидеть белугу (1913 г.), которая не умещалась на двух телегах, запряженных парой волов. Большая рыба представляла большую опасность для рыбаков; когда дед с внучкой на небольшой лодочке добрались до своих сетей, поставленных под воблу. Увидели страшное чудище, застрявшее в сетях. Старик знал, что одно неловкое движение рыбы — и их суденышку суждено превратиться в щепки. Внучке сказал, чтобы легко гребла к берегу, а сам, свесившись с кормы, держал сеть. Рыба не проявляла агрессии и даже помогала своим хвостом двигаться к берегу. Где их встречала толпа рыбаков, которые и помогли вытащить ее на берег. Это была громадная рыбина, покрытая водорослями и ракушками. Опытные ловцы объясняют, что ее спокойный нрав связан с большим возрастом и с тем, что она была икряной (полна икры). В Астраханском музее имеется чучело белуги весом 300 кг. Это морская торпеда. Вот таких и бОльших размеров ловили рыб наши предки, поселенцы на острове. Быстро разбогатев, купили новые пятистенные дома в Астрахани, куда они поступили в разобранном виде из Ярославской губернии. И скоро на безлюдном берегу выросла деревня. Все прибывшие молодые ребята нашли невест в прибрежных селах. Повенчались в Астраханском храме и начали новую жизнь. Все сельчане русские, православной веры. В честь их неожиданного богатства решили построить храм там же, где покупали свои дома. Храм был поставлен в центре села и долгие годы служил населению острова и ближайших деревень в радиусе 18-22 км. Для священника приобрели большой шестистенный дом, с верандой, для пономаря — поменьше. Призыв к литургии оповещали колокола. Звон колоколов разносился далеко по окрестностям острова и далеко за его пределами. Служил ориентиром для ловцов, особенно в туманные дни. Услышав звон, все верующие независимо от вида работ крестились. А кто был свободен от морского промысла, спешил в храм. Большая церковь была построена с прицелом на далекую перспективу, когда население увеличится. Предки оказались дальновидными людьми, и тогда, когда село выросло до 300 семей, всем хватало места в храме.
Уходили в море не далее 50 км, чтобы при приближении бури можно было успеть вытянуть сети и скрыться под защитой острова. Бури продолжались по нескольку дней. Каждый дом имел русскую печь, выпекали свой хлеб и другие яства к чаю. Кто как умел. Но во всех семьях главным блюдом был пирог с осетриной или другой рыбой, в зависимости от сезона. Обедали молча, не спеша. После полуденного отдыха в прохладных сенях садились пить чай из чашек Кузнецовской фабрики.
При завозе коров ассортимент блюд заметно улучшился. Животных поили колодезной полупресной водой. Мне, родившемуся в начале 30-х годов, не пришлось из-за малолетства принимать участие в богослужениях. Несмотря на гонения церковников в 20-е годы, сельчане на окраине империи еще не чувствовали влияния жестокого веяния новой власти. Возможно, что гражданская война и ее последствия сдерживали репрессии, которые повсеместно проходили в центре России. А поэтому мне запомнилось таинство Крещения моей сестренки, которая была на 5 лет моложе меня, и сладость угощения, которую на ложечке дал мне священник. В 1936 г. церковь еще функционировала, а напротив нее детвора резвилась во дворе начальной школы, недавно построенной. Последствия начались в 1937 г., когда люди с пистолетами увезли священника в город, церковь закрыли. Верующих лишали опоры, стержня, который сдерживал и охранял их. Люди потеряли связь между церковными заповедями и нравственностью. Было нарушено равновесие между атеистами и глубоко верующими людьми. Нельзя было просто так закрыть церковь и уста и вычеркнуть из сердца все, что родилось и выросло под благословением родных и священнослужителей. Народ безропотно, молчаливо воспринял строгий жест властителей новой власти. Но не сломился.
В каждом доме продолжались моления. Красный угол горницы дома занимали иконы святых в золоченых рамах, приобретенных в добрые былые времена. Несмотря на суровые меры в некоторых домах открылись молельные комнаты, куда собирались верующие. Перед освящением храма небольшое население острова разделилось на две группы. Одна предлагала назвать храм в честь Николая Угодника, покровителя моряков и рыболовов, другая — в честь Петра и Павла. Убедила вторая половина. Дело в том, что в дни празднования святых апостолов у ловцов наступало межсезонье. Высокая летняя температура воздуха вынуждала рыбу уходить на большую морскую глубину, где в прохладных водах совершалось таинство: превращение жировых отложений в икру. Рыбаки в это время занимались ремонтом судов, сетей и подготовкой к осенне-зимнему промыслу. Заготавливали топливо (дрова) и молодой камыш для мелкого скота. Все это надо привозить с материка. Вечерами, когда спадала жара, все отправлялись в церковь на литургию.
Трудно поверить, что только что отработавшие мужчины превращались в щеголеватых господ, одетых по последней моде и лишь прокопченные солнцем и морским соленым воздухом лица и руки выдавали в них работяг. Высокие заработки позволяли рыбакам одевать своих жен во все дорогое, что было на прилавках городских магазинов. На острове, где не было даже питьевой воды (завозили из Терека), дамы шли под белыми зонтиками, обмахиваясь страусовыми веерами. Убранство домов не отличалось от богатых горожан. У моей бабушки был граммофон с большой серебристой трубой и набором пластинок. В резном дубовом буфете разместилась посуда Кузнецовской фабрики. Все было привозное: от питьевой воды до продуктов. Но люди жили дружно. Единственное чем отличались сельчане от городских жителей, это их сплошная неграмотность. Однако люди были высокой культуры и нравственности. Не знали ни водки, ни табака. На праздники позволяли себе расслабиться козлярским вином. Не знали сквернословия, не говоря о большем...
Рыбаки хорошо понимали свое место в природе: море не терпит пустословия, а тем более повышенных тонов разговора. Все команды отдавались вполголоса, боялись нарушить установившийся порядок. Моряк не позволит себе сквернословить, а тем более плюнуть в море. Это грешно и непорядочно. Море — твой кормилец, но может и жестоко наказать. В шторм вместе с судами теряли и своих товарищей.
Одинокие и престарелые вдовы в строгой секретности проводили богослужения. Но нашлись злые, недалекие, недовольные чем-то люди, которые доложили в город о «тайных вечерях» верующих. Приехали спецы с винтовками и забрали всех старушек. Страшную картину мне представилось наблюдать из окна дома. Небольшая группа старушек, одетых в черные одежды, медленно двигались к берегу, где их ожидало пришедшее судно. Из сельчан-рыбаков никто не согласился перевозить престарелых, но по-разному родных и близких людей. В этот момент на улице не было ни одного человека. Все попрятались, даже собаки прекратили брехать. В воздухе чувствовалась какая-то напряженность. Все боялись чего-то.
Чем мешали новой власти дряхлые старухи? Неужели они готовили переворот? Чушь! Долго еще пустели улицы. Население, таким образом, высказывало свой молчаливый протест. Но большее и нельзя было. Иначе власть поймет нас как сочувствующих, и может по той же тропе отправить нас в еще более далекие окраины. Жуткое было время. Современная молодежь не знает и десятой доли того, как жили и страдали наши предки.
Я все порывался посмотреть, что за судно отвезет безвинных на материк, в город, в судилище. Но моя мама, Мария Дмитриевна (в девич. Паничкина), единственная женщина, окончившая церковно-приходскую школу (читала церковные книги, пела в церковном хоре) на материке, строго-настрого запретила это делать. Хотя наш дом находился недалеко от берега моря. Она в 34 года оставшаяся вдовой с двумя несмышленышами, понимала, что в чужом краю, где нет ее родных и очень близких людей, всякое чрезмерное любопытство может отразиться на взаимоотношениях с местными властями. Все были запуганы и боялись куста, с которого слетела ворона. Это была черная полоса в истории каждого села, которая еще будет аукаться в жизни.
Несмотря на жизненные трудности, наша мама вырастила нас порядочными, справедливыми людьми. Я никогда не курил и не пил. Окончил институт, работал в хозяйствах, районе, области и в Москве. Был пионером, комсомольцем. Вступил в партию. Без этого невозможно было продвижение по службе. Особенно после окончания аспирантуры и защиты диссертации. Но всегда оставался сочувствующим к верующим, какой бы они веры ни были. Когда стал работать в центральных органах, ко мне в Москву приезжали родственники и, просто сельчане. Я старался по возможности познакомить их с достопримечательностями нашего Бауманского района. И, прежде всего, с достопримечательностями, связанными с рождением великих поэтов Александра Сергеевича Пушкина и Юрия Михайловича Лермонтова. И, конечно, верующих надо было познакомить с Елоховским кафедральным собором.
Однажды на партсобрании главе министерства сказал, что меня видели около церкви. Пришлось долго объяснять, что я живу у школы, на которой установлена мемориальная доска о том, что на этом месте находился дом, в котором родился Саша Пушкин. Напротив установлен бюст ребенка — Саши. А на стене собора мемориальная доска, которая гласит о том, что здесь был крещен Саша Пушкин... Все обошлось благополучно. Но если бы меня видели в храме (а там я тоже был не раз), то дело бы закончилось печально для меня. Могли исключить из партии, снять с занимаемой должности и выдать «волчий» билет, т.е. без права занимать государственные должности. Еще многое что можно было написать. Но если буду жив и здоров, воспользуюсь этой возможностью. Извините за долгое письмо. Всего хорошего Вам и читателям газеты.
С глубоким уважением, Алексей Пылов
