Зимой темнеет рано. Когда они приехали к вечере, было уже темно, горели фонари. Она вышла из машины и привычной тропкой побежала к воротам храма. У ворот как обычно стояли «местные» нищие, все привычные и давно знакомые, рука опустилась в карман и раздала заготовленную мелочь. И вдруг она увидела его. Она никогда не видела его здесь ранее: грязный, пьяный, он нёс в руке какую-то авоську, а другой рукой тянулся за милостыней. И тело, и лицо этого молодого человека были обезображены тяжелым врожденным недугом. Он
был далеко и что-то пытался сказать. Вдруг её сердце согрелось любовью, той самой, которая возникает к детям, больным, страдающим, и она уже было пошла к нему. Но страх остановил её: «а если ему не милостыни надо?», «если он обидит меня?», «что скажет тот, с кем я приехала?», «вдруг он прогонит или обидит нищего?» — всё это за секунду мелькнуло в её голове. Она развернулась и пошла в церковь. А ведь и деньги были, и оставалась пара шагов…
Поставив свечи, она встала на любимое место. Началась служба. В свете свечей на неё смотрел «Нерукотворный Спас», Сам Господь. Он говорил ей и только ей: «ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; Был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня»…(Мт; гл.26,42-43) Слёзы лились из глаз, тщась растопить жестокость сердца. Вышел на исповедь батюшка. Исповедалась, стало легче, но образ нищего стоял перед её глазами. После службы она почти бежала к воротам, высматривая его. Его нигде не было. Мела метель, люди расходились из храма, одинокая фигурка стояла и плакала, губы неслышно шептали: «Прости….»