Военные рассказы

 

Мой дед Иван Петрович Разорёнов воевал где-то под Москвой. Обычно он ничего не рассказывал о войне. Жизнь приучила его молчать. Весной 1917 года он был призван на Балтийский флот, закончил школу электриков и попал на знаменитый линкор "Гангут". Служил дед на линкоре до 1923 года, пришёл в родную деревню Харитоново бравым минным старшиной-электриком. С собой он привёз сумку из толстенной свиной кожи. Когда-то сумка служила для переноски бинокля, а дед привёз в ней столь нужный в хозяйстве инструмент: диковинный разводной ключ-молоток, разные ключи, отвёртки, керны и прочие железяки. В детстве перекладывание дедовых железных запасов моей любимой игрой. Инструменты были английские. А добыл их дед неведомым мне способом с потопленных английских торпедных катеров, которых исключительно точными орудийными выстрелами отправил на грунт эсминец "Гавриил" 18 августа 1918 года во время первой в мире атаки катеров, как новейшего и очень секретного оружия, на корабли Балтийского флота. В общем, накостыляли русские моряки тогда "аглицким мореманам", пыжившимся изо всех сил от своего морского величия. Песенка у них даже была "Правь Британия морями…". Допыжились! Доправились!

В 1941 деду уже стукнуло 43 года, но возраст позволял и старшина Разорёнов попал на фронт под Москву, кажется в бригаду морской пехоты. Иногда по праздникам дедуня принимал стаканчик водочки и тогда можно было услышать от него немногочисленные рассказы. Как русская мосинская трёхлинейка пробивала шейку рельса (вот силища русского оружия), как залпами из винтовок сшибали немецкие самолёты, как пошли в наступление 5 декабря 1941, теснили немцев подальше от столицы, учились наступать. Заняли очередную деревню, точнее оставшиеся от сгоревших изб печки с высокими трубами. И нашли колодец, доверху набитый замёрзшими детскими трупиками. С этого момента бойцы поняли, с каким фашистским зверьём они имеют дело. В атаку шли уже не просто "За Родину, за Сталина", шли, потому что понимали: или они нас, или мы их. И были уверены в победе: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами". Пленных в сорок первом, сорок втором почти не брали, потому что видели зверства фашистов на оккупированной русской земле, злые были на врага страшно. Дед рассказал, как окружили немецкий полк в какой-то низинке. Никто не стрелял. Всех подавили танками. Потом, матерясь, очищали траки гусениц от намотанных немецких кишок.

В сорок втором дед получил тяжелейшую контузию: потерял голос и слух, а потому был списан вчистую. Лишь после войны он кое-как пришёл в себя.

А в тылу люди, не покладая рук, не щадя себя, своего здоровья работали по 12-14 часов, спали урывками прямо на рабочих местах. Зарплату при этом снизили в два раза. Но никто не возмущался, все понимали: "Всё для фронта, всё для победы". Бабушка - Зинаида Васильевна, дедова супруга, почти не бывала дома, работала, приближала победный день сорок пятого. Мужики держали фронт, бабы да старики - тыл. Дом оставался практически на моей тетке Валентине и моей маме. Они ещё учились в школе и умудрились закончить её в военное-то время с золотой и серебряной медалью. В здании школы разместился госпиталь, а занятия шли в других местах. На Троицком кладбище до сих пор лежат воины, умершие от ран в то время.

Особенно тяжело было в первый год войны. Страшное слово голод. Хоть и не на оккупированной территории были мои родные, но голод крепко прихватил и их. К весне 1942 не осталось никаких припасов. Ели молодые листочки липы, ели потом лебеду, варили траву, кору деревьев. Мама часто падала в голодные обмороки и её даже поставили на "дополнительное питание" в школе. Доппайком был крохотный блинчик, светившийся насквозь. Мама несла его домой и там делили блинчик на всех. Летом засадили картошкой весь огород и поле перед домом, собрали потом 40 мешков. Но до урожая надо было дожить. Наступил момент, когда есть было вообще нечего и бабушка с мамой пошли к бабушкиному брату дяде Панкрату в деревню Дорки. Шли 30 километров. Не знаю, сколько суток они добирались, ослабевшие и голодные. Мама вспоминает, как вошли в дом, а там в самоваре яйца варят… Выжили. Потом было легче.

Бабушкин племянник дед Миша всю войну шоферил по фронтовым дорогам. Пропал он в самом конце войны, его жена баба Зина похоронку так и не получила, писала всюду запросы, но никто ничего толком ответить ей не мог. И тогда она начала ездить по госпиталям. Если не ошибаюсь, лишь в 1947 ей повезло. В одном из госпиталей показали контуженого бойца, потерявшего память, голос, слух, без документов. Он лежал на кровати, скрюченный так, что ноги и руки были неестественно вывернуты к голове - этакий спрессованный взрывной волной человеческий обрубок. Разогнуться он не мог, нервная система отказала.

Не глазами, но сердцем баба Зина угадала в этом полуживом комке своего Мишеньку. Она осталась рядом, выхаживала, заботилась. Но память к мужу так и не возвращалась. Дед Миша был заядлым гармонистом. Свою трёхрядку, уходя на фронт, он оставил дома. Гармонь доставили в госпиталь. Кто-то заиграл любимые дедовы мелодии и… услышав голос своего инструмента, дед Миша пришёл в сильнейшее волнение, впервые застонал, начал издавать нечленораздельные звуки, пытался двигать руками. Едва гармошка умолкла, затих и дед. Так продолжалось несколько месяцев. Сидя на кровати, обняв гармонь одной рукой, он пытался играть, голосом, напоминавшим волчий вой, что-то пел. Любовь к жизни оказалась сильнее. Дед победил, память стала возвращаться, а через несколько лет он опять крутил баранку по пыльным дорогам родной ивановской земли. В своей жене он души не чаял, говорил, что жизнью обязан своей Зинушке и… гармошке.

Мама рассказала как-то, что возвращавшиеся с фронта мужики, крепко скучали по мирному труду. Придя домой с войны, уже на следующий день они шли на родной завод, фабрику колхоз РАБОТАТЬ, восстанавливать страну после страшной военной разрухи. Такое время, такие люди…

В Дорки вернулся с фронта солдат. Был он хмур, молчалив, почти не улыбался, его часто видели одиноко смолящим самокрутку. Работал он за троих, будто хотел тяжёлым трудом задавить что-то в себе. Родные недоумевали… Солдат начал заговариваться. Его повезли к врачу, там он и рассказал страшную, жуткую историю. Война есть война… Что мы знаем о ней? Лишь по фильмам, да по книгам. Действительность бывала всякой, и не нам судить тех людей.

В одной из освобождённых деревень солдат увидел расстрелянных фашистами детей. Оставшиеся в живых жители рассказали, что немцы отобрали детей у обезумевших матерей и расстреляли у них на глазах. Зачем они это сделали? ЗАЧЕМ??? Сердце бойца закаменело от увиденного, часто он повторял: "Доберусь я до вашей Германии…". И вот первый бой на вражеской территории, брали небольшой немецкий городок. В горячке боя солдат влетел в какой-то дом и увидел немку с прижавшимися к ней двумя детьми. Страшное воспоминание о расстрелянных детях захлестнуло его. Он зло оторвал детей от немки, та кинулась к нему в ноги, показывая, чтобы он лучше убил её, но оставил жить детей. Но солдат убил их, разрубил из ППШ очередью в полдиска. Раскаяние пришло потом…

Да, до сих пор спокойно доживают свой век гитлеровские палачи, в Прибалтике маршируют ветераны дивизии "Ваффен СС", сжигавшей заживо жителей псковских деревень, муки совести им неведомы. Они ведомы лишь русскому солдату. Он так и сошёл с ума. Прости его, Господи!

Война. Что мы о ней знаем? Что мы знаем о людях, ценой жизни и здоровья добывших Победу? Уходят ветераны, уходят. Помните о них, помните и будьте благодарны.

--------------------------

Художник Борис Заболоцкий