Галина Ермовна прислала этот необыкновенный рассказ в рубрику «Из рода в род». Но материал получился очень большой и мы не смогли опубликовать его в газете. Тем не менее, было бы несправедливо, оставить такое уникальное повествование без внимания. Именно поэтому мы его и публикуем в разделе «Русская Береза в гостях у….»

Дорогая Оксана!
Стараюсь не пропустить ни одного номера Вашей прекрасной газеты. Это очень хорошо, что есть такой коллектив, такие хорошие люди и главное такие прекрасные дела. Дай Бог всем вам сил, здоровья и Божией помощи! Очень нравится Ваша газета. Поскольку у меня уже много внуков, растет замечательный правнук, меня, конечно покорила рубрика "Из рода в род". Очень жаль, что в истории нашей случился такой разрыв. Мои дедушка и бабушка с папиной стороны очень боялись рассказывать
о своих родителях. К сожалению, я почти ничего о них не знаю.Знаю, что до первой русской революции они жили в Петербурге, имели несколько домов, но после 1917 года оказались на юге в казачьей станице Подгорная. Но зато о маминых родителях, о маме и папе мне просто необходимо рассказать своим внукам. Вот так я начала писать о том, что знаю, о том, что помню. Может что-то интересно будет и вам узнать. Ведь жили на Руси прекрасные люди, действительно, герои, но так они сами
не считали. Но я ведь их знала, некоторых очень хорошо. И очень хочется поделиться с вами этим знанием. Может, что-то будет интересно и вам.

С большим уважением Галина Ермовна Маслова

Древо

Мой папа Попик Ерм Трофимович родился 13 июня 1911 года в станице Подгорная Краснодарского края. В 1927 году он закончил Армавирское педагогическое училище, где и познакомился с моей мамой Башковой Александрой Андреевной . Молодые учителя (мои будущие родители) поехали учительствовать в станицу Подгорная. Кстати, председателем станичного реввоенсовета был тогда прототип героя романа Александра Серафимовича «Железный поток». Молодую семью очень хорошо встретили. Им выделили маленькую хатку и главное- привезли большую машину дров. В те годы стоило это очень дорого, и такая забота запомнилась им на всю жизнь.

Вообще, мама с огромной теплотой вспоминала коммунистов из той станицы. Очень скромные в своем личном быту, самоотверженные и уважительные к людям старшего поколения, они действительно пользовались любовью и поддержкой местного населения.

В станице стояла большая церковь и до 1930 года никто не думал ее закрывать. Папин отец

Попик Трофим Михайлович был регентом церковного хора. В хоре пели все папины сестры (их было 4), но в 1930 году к власти пришли совсем другие люди, и семья папы (мои дедушка, бабушка и тети), вынуждены были бежать из станицы в Моздок, а папа с мамой по комсомольской путевке уехали в Москву поступать в университет. Объявлен был тогда так называемый комсомольский набор.

Мама с большой радостью вспоминала свои студенческие годы. Во-первых учились тогда

бригадным методом. 12-14 человек собирались в бригаду. Бригадир отвечал абсолютно за все. и за всех. Члены бригады должны были быть всегда сыты (для этого по очереди все ребята по ночам разгружали выгоны на Курском вокзале),девочки работали в цехах кондитерской фабрики «Красный Октябрь».Мама на всю жизнь запомнила эти прекрасные дни. Голодные, безмерно устававшие на лекциях (после бессонных ночей)они успевали на премьеры в Большой театр, и на выступления Маяковского в Политехническом музее и вдобавок оба пошли еще учиться в Институт народного хозяйства им. Плеханова.

Тогда это можно было и всячески поощрялось. Стране нужны были молодые специалисты. Была молодость, были силы и главное-была любовь! 28 марта 1931 года в свой день рождения мама родила моего брата Генриха Ермовича. Практически не пропустив занятия в МГУ и в Плехановском институте, восемнадцатилетняя Александра Андреевна стала мамой. Сына отправили на юг, к родителям, а сами продолжили учебу. Мама училась отлично в Плехановском институте, а папа был отличником на историческом факультете МГУ. Остались фотографии выпуска Плехановского института и МГУ. Почти все профессора на этих фотографиях не пережили 1937 год. С двумя дипломами о высшем образовании родители мои приезжают в Пятигорск. Мама работает начальником отдела , кем работал папа в Пятигорске, к сожалению, не знаю. Однако не проработав и года, папе предложили ехать на Дальний Восток референтом к Василию Константиновичу Блюхеру. Дело а том, что папа знал много иностранных языков, очень легко сходился с людьми (темнорусые волосы, синие глаза, прекрасный голос, он играл практически на всех музыкальных инструментах), Очень много хорошего мы в детстве слышали о Блюхере. Папа откровенно восхищался этим отважным, очень добрым и талантливым человеком. В 1937 году над Блюхером стали сгущаться тучи. Он прекрасно понимал, чем это закончится и всем близким к нему людям посоветовал уволиться. Папе посоветовал ехать в Благовещенск преподавателем в институт. С 1937 года до 22 июня 1941 папа с мамой работали в Благовещенске на кафедре истории. К тому времени у них родились еще 2 сына, но к сожалению, Анатолий 1935 года рождения умер от воспаления легких в возрасте 1,5 лет, а Эдуард 1937 года рождения не прожил и месяца.

22 июня 1941 года папа ушел в горвоенкомат, и сразу же был направлен в маршевую роту

комиссаром на Кавказский фронт. Беременная мною мама с с10-летним сыном взяв с собою

маленькую сумочку, бросив все имущество, квартиру, отправилась вслед за мужем на Северный Кавказ к своим родителям. 10 августа 1941 года я родилась в городе Ессентуки.

Ушли на фронт 3 маминых брата. Старший брат Иван летал всю войну на истребителе. Как он в нем помещался, совершенно непонятно. Он был огромного роста (190см), перед войной его не приняли в летное училище именно из-за большого роста, и он 2 года занимался летным делом в ДОСААФ, а как началась война, его сразу же взяли в авиацию. К сожалению, он очень не любил рассказывать о своей службе. Один только раз я его видела в военной форме со всеми орденами и медалями. Боже мой, как это было красиво! Грудь его просто сверкала! К сожалению, никаких историй, связанных с получением этих наград, дядя Ваня нам не любил рассказывать Для нас, его племянников, это были просто красивые игрушки. Второй мамин брат Петр в июне 1941 года закончил военно-топографическое училище и был направлен на службу в город Брест. 21 июня он приехал в город и явился к коменданту. 22 июня комендант отдал им (3 молодым лейтенантам) документы и приказал немедленно уходить на запад. «Топографы здесь уже не нужны» - сказал он им. 24 июня Петр попал в распоряжение командующего Белорусским фронтом, и в 1945 закончил войну в Австрии. В1943 году он работал в Тегеране, (топографы готовили карты перед конференцией глав Государств) видел близко Черчиля и Сталина), но нам рассказывал в основном о том, какой богатый растительный и животный мир в этой стране. Я так думаю, что это нас тогда больше занимало. Мне было лет 7, а моей двоюродной сестренке, Наташе, лучшей моей подружке тех лет, было всего 4 года.

Младшая мамина сестренка Рая (кстати моя крестная) в 1941 году окончила медучилище и 1 июня 1941 года пришла на работу в Ессентукский санаторий. C 22 июня на базе санаторно-курортных учреждений в городе Ессентуки были созданы госпитали. С одним из них моя крестная воевала до 1944 года. 13 марта 1944 года она родила Наташу, мою двоюродную сестренку, с которой я выросла и провела лучшее время своего детства у бабушки и дедушки в городе Ессентуки.

В марте 1944 году после госпиталя папу направили на работу в Ставропольский крайком партии. Он работал там лектором, затем начальником отдела агитации и пропаганды.

Мама пошла работать учителем истории средней школы №4, откуда ушла на пенсию в 1968 году. Родители очень много работали, и очень часто поэтому отправляли нас, детей, к бабушке в Ессентуки. Это было всегда большим праздником и для нас и для дедушки с бабушкой. Я немного забежала вперед. Очень хочется соблюдать хронологию в описании событий, но получается это с трудом.

Итак, 9 августа 1942 года наши войска оставили город Ессентуки. Боев не было. Наше командование обратилось к населению с просьбой забрать из госпиталей оставляемых в них раненых. Не хватало подвод и машин. Те раненые, которые хоть как-то могли двигаться, уползали, уходили как могли сами. 6 часов в городе не было никакой власти. У меня в памяти не остались те события, но мой брат Геня (ему было тогда 11 лет), мама, бабушка и дедушка хорошо помнили то тяжелое время. В городе началось мародерство. Грабили магазины, госучреждения, а мои родственники на носилках выносили на своих руках из госпиталя 17 человек раненых, которые сами двигаться не могли. У дедушки 4 детей воевали на фронте, и поступить по-другому он , конечно не мог. Рядом с домом, в саду у дедушки стоял большой, добротный сарай с глубоким большим подвалом. В этот подвал и поместили раненых. Через 6 часов, после того, как ушли наши, в город вошли немцы. Одним из первых приказов немецкого командования, был приказ о том, что немедленно надо сдать всех солдат и офицеров, которые были в госпитале. За укрывательство полагался расстрел. Я представляю, что пережили мои родные. К соседке в огород заполз раненый матрос. Она немедленно побежала в комендатуру и доложила об этом. Бедного матроса расстреляли. Как же радовались мои родные, что соседка не видела, чем они занимались после ухода наших войск. Бог ей судья. Сын ее тоже воевал. Вернулся без рук, инвалидом. Когда он узнал о том, что сделала его мать, запил горькую и очень недолго прожил.

Дом у дедушки был очень добротный и приглянулся одному немецкому офицеру. Он поселился в нем с денщиком. Дедушка с большим уважением относился к нему. Офицер неплохо говорил по-русски. У него был большой сундук с книгами. Причем, и на русском языке. Он любил поэзию, и ему нравилось, что мама моя очень хорошо знает не только Есенина (кстати, стихи Есенина у мамы были от руки написаны в тетрадках, тогда купить стихи его в России было невозможно) и Маяковского, но и Гете, и Гейне. Дедушка был уверен, что этот офицер догадался о том, что в сарае у нас были раненые. Скрыть это было невозможно. Во-первых, это были тяжелораненые, они стонали, теряли сознание, их надо было кормить, а значит варить борщи, каши, картошку в очень большом количестве, хоть семья собралась немаленькая, но все равно было видно, что готовят на гораздо большее количество людей, надо было доставать йод, бинты (кое-что удалось принести из госпиталя, но это была капля в море), и очень скоро все запасы подошли к концу. И вот тогда наш постоялец как-то объявил, что к нему приедут скоро гости, причем, гостей будет много и попросил приготовить из немецких продуктов продуктов хороший обед. Ну и страхов натерпелись мои родные, пока готовили. Ведь скрыть, что в сарае никого нет, будет очень непросто, если придет большое количество гостей. Однако в тот день, на который было назначено мероприятие, что-то произошло и наш постоялец объявил, что прием отменяется, но угощением можно воспользоваться по своему усмотрению. Таких мероприятий было несколько, явно, человек хотел помочь. Он стал часто «забывать» в коридоре йод, бинты, какие-то мази. Их осторожно пробовали на собачке, звали ее «Кабысдошка», ее я хорошо помню, когда мы с Наташей были большие, я ходила уже в школу, а Наташа готовилась к первому классу, мы очень любили лечить ее. Кстати, Наташа окончила ветеринарный институт в Ленинграде и всю жизнь лечит друзей наших меньших. Вот опять я перепрыгнула. Возвращаюсь в 1942 год. Мне недавно исполнился год и я очень тяжело заболела диспепсией, т. е. несварением желудка. Началась непрерывная рвота, я очень быстро теряла в весе и поскольку непрерывно плакала, мама боялась, что только что поселившийся немец просто прибьет меня. Всю ночь она проходила со мною в саду, чтобы в доме не слышался детский плач, а утром наш постоялец принес несколько порошочков и велел дать их мне. Поскольку прошло всего несколько дней, как появился у нас этот немец, все очень испугались, но положение было безвыходное, попробовали дать Кабысдошке, она лизнула порошок и весело завиляла хвостиком, потом попробовал, мой брат. Сказал, что порошок очень вкусненький, кисло-сладкий . После того как его попробовала мама, решили дать и мне. В течение дня я ожила, повеселела и очень быстро поправилась. Вот такие приключения были с нами. Когда освободили город, все 17 человек, которых спас мой дед, пошли снова воевать. Только один из них не дожил до победы, остальные после победы очень часто приезжали в Ессентуки, всегда приходили к дедушке, и как-то считалось, что ничего особенного родные мои и не сделали. Мы, дети, никогда не слышали, что дедушка наш -герой, он очень скромно говорил, что это он должен был делать и все. Только когда я прилетела на похороны деда 15 февраля 1964 года и увидела, какое огромное количество людей идет за гробом простого портного, и какое огромное количество медалей и орденов несут на подушечках перед похоронной процессией, я просто обалдела. Никогда мы не слышали в семье о том, что дедушка у нас такой героический, и когда на поминках вставали спасенные им люди и пели нестесняясь прекрасные военные песни, я пожалуй впервые поняла, что совершил в войну мой великий народ. А до этого я просто не знала, что можно было поступать иначе. Дедушка с бабушкой были искренно убеждены, что по другому поступить в то время нормальный человек никак не мог. Никогда я не слышала, чтобы они осуждали свою соседку и никогда не позволяли детям судить кого-либо.

Папа мой 3 раза вместе со своим полком брал и оставлял город Ростов. Бои там были страшные. Во время одного боя папу тяжело ранило, он упал с коня в огромную воронку от бомбы, его присыпало землей, и его не нашли , так и покинули наши поле боя, не найдя тело своего комиссара. Однако его откопал верный его конь , как уж ему удалось взвалить себе на спину моего папу, это так и осталось тайной. Факт только тот, что конь пришел в расположение части и принес папу моего на своей спине. Папа был без сознания. Так он попал в полевой госпиталь, потом в Московский Главный военный госпиталь, и там папу комиссовали. У брата осталось в памяти, как он во время войны ездил с мамой в Москву навестить папу. Помнит, что папе предлагали после госпиталя тогда работу в нашем посольстве в Швейцарии., но от него требовалось подписать заявление о том, что он отказывается от своего отца (бывший священнослужитель). Папа, конечно, отказался это подписывать, и пришлось ему ехать на партийную работу в Ставрополь

Очень часто у нас в доме гостили папины боевые друзья. Они всегда приезжали на день Победы. Тогда это был обыкновенный рабочий день. Я очень хорошо запомнила троих. Самой колоритной фигурой был дядя Ваня. Он до войны работал на заводе Прасковейских вин и после победы вернулся туда же. Всегда у нас в доме были вина с этого завода. Я никогда не забуду прекрасный вкус и букет этих вин. Вино давали даже детям, но пили его с таким благоговением и с таким наслаждением, что связать это действо с какими-то неприличными сборищами просто было невозможно. Вином именно наслаждались, его именно вкушали, а какие песни пелись за столом, как замечательно на гитаре играл мой папа, к тому времени с ним всегда на мандолине играл мой брат, а какими чудесными голосами они пели. Я не помню их воспоминаний о войне, не любили они о ней говорить. На мои просьбы рассказать хоть что-нибудь, они дружно заявляли, что было очень страшно и жестоко, и вспоминать нормальному человеку это просто невозможно. Жаль, что я так и не услышала от них рассказов о войне. Второй папин друг был без ноги, он был хирургом в полевом госпитале, ему оторвало ногу, когда бомбили госпиталь, после ранения он все равно вернулся на фронт, и продолжал оперировать на одной ноге. У него погибла вся семья в оккупации Третий папин товарищ очень много знал украинских песен и именно этим запомнился мне. Помню, как он уверял меня, что Чайковский потому и велик, что очень хорошо изучил украинскую народную музыку и очень широко использовал ее в своем творчестве. Жаль, что у меня со слухом проблемы и я никогда не могла влиться в их замечательный хор, но зато я наслушалась на этих замечательных концертах таких песен, и веселых и грустных, и таких щемящих, настоящих народных песен. Причем в прекрасном мужском исполнении. Я забыла рассказать, что мой папа, когда приехал в Москву, учиться, первым делом он поступил в Московскую консерваторию, на вокальное отделение. Его с удовольствием взяли туда, однако отец его Трофим Михайлович запретил учиться ему в консерватории. Он сам по образованию был регентом в церкви (кстати, он очень хорошо знал Шаляпина, у моих двоюродных братьев остались поздравительные открытки с Пасхой, Рождеством, адресованные дедушке Федором Шаляпиным), и в тридцатые годы он боялся, что семью папа прокормить пением не сможет. Папа послушался родителя и поступил в Университет. Что еще запомнилось из тех лет? Очень хорошо помню, как в марте 1944 года мы улетали на большом военном самолете из Ессентуков в Ставрополь. Очень хорошо помню встречу Нового года в 1945году в Ставрополе. Нам дали комнату в общежитии Крайкома КПСС на улице Дзержинского. Новый год встречали очень большой веселой компанией. Дедом Морозом нарядили Борю, сына соседки нашей тети Нади. Ему было всего 19 лет, он ушел добровольцем на фронт и в конце 1944 года после не очень тяжелого ранения его отпустили на несколько дней в отпуск к маме. Никогда не забуду его очень красивое молодое лицо и совершенно необыкновенные глаза. Я очень быстро узнала его в костюме деда Мороза, но почему-то меня это совсем не огорчило. Помню, что была очень счастлива, что меня «дед Мороз» весь праздник не спускает с рук. На следующий день мы пошли все его провожать. Как горько плакала его мама, когда грузовик с солдатами тронулся в путь. Почему-то эти слезы очень тронули меня и запомнились на всю жизнь. Буквально через несколько дней мама его получила похоронку. Это было мое первое великое горе в жизни. Плакали все. Много лет после этого Нового года мне никогда не было весело во время новогоднего праздника. Почему-то не помню день победы. Кстати, мой брат, а ему в мае 1945 года уже шел 15-й год почему-то тоже не помнит этот день, а вот встреча Нового 1945 года ему тоже очень хорошо запомнилась. Совершенно необыкновенный был на этом празднике Дед Мороз. Очень хорошо запомнился мне голод 1947 года. Помню цветущие сады в городе и вдруг выпавший снег в мае. Как радовались мы, дети, и как грустно на все это смотрели взрослые. Большие очереди за хлебом. Мама будила меня очень рано и ставила в очередь за хлебом. Я засыпала и очередь благополучно обходила меня. Никогда за это мама меня не ругала. После этого в очередь посылали брата. Очень хорошо помню, как мой братишка ездил в лагерь «Артек». За хорошую учебу и активную общественную деятельность (он прекрасно рисовал, и писал замечательные стихи, поэтому оформление всех школьных газет было его почетной обязанностью) его в 1947 году наградили этой путевкой. Помню, как я ждала писем от него и как я скучала без моего замечательного брата. Это было первое мое расставание с ним и запомнилось мне первой тоской по близкому человеку. Горько мне было очень и одиноко.

Теперь расскажу о родителях моих родителей.

Башкова Татьяна Васильевна (девичья фамилия — Некрасова) -моя бабушка (мама моей мамы).

Отец ее - Некрасов Василий Никифорович-кузнец из Орловской губернии иногородний. Пришел в станицу Григориполисскую после реформы 1861 года. Очень сильный физически, огромного роста. Стоило появиться ему на кулачных боях, сразу же все разбегались. Грамотный, образованный, всю жизнь выписывал все литературные журналы («Ниву» со всеми приложениями), прочитывал все от корки до корки, в доме была очень большая библиотека, под нее была отведена большая комната, самая светлая и красивая, спал всю жизнь и зимой и летом в сарае, на сене, знал наизусть очень много стихов и сказок, за что его очень любили внуки и правнуки. С четырехлетнего возраста всех детей учили читать, перед сном кто-то из детишек обязательно читал жития святых, все должны были внимательно слушать. Учили читать детей по псалтыри и букварю в очень красочном исполнении. Когда в станицу Григориполисская нагрянула эпидемия чумы и холеры, Василий Никифорович сам ухаживал за своими братьями, и не заболел. Завтракал всю жизнь в 4 утра. На завтрак съедал головку чеснока, хлеб и кусок домашнего сала примерно в 400 граммов (засаливал его всегда сам, научил этому всех своих внуков и правнуков). В 9-10 утра завтракал 2-й раз вместе со всей семьей. Умер он в 1937 году, летом, в возрасте 103 года. Заснул после обеда на лавочке, Солнце напекло ему голову и во сне он тихо отошел ко Господу. Никогда в жизни у него не болел ни один зуб. Вообще он не знал, что такое зубная боль. Был очень веселым, доброжелательным человеком, никогда не унывал. В тяжелой ситуации всегда сохранял присутствие духа и спокойствие.

Криволапова Анна Макаровна (по мужу Некрасова) моя прабабушка, мама Татьяны Васильевны — казачка, младшая дочь казачьего есаула. У нее было 10 старших братьев-казаков. В приданое ей дали очень большой земельный участок, хотя девушкам-казачкам землю в приданое обычно не положено было давать. Ее очень любили в семье. В ранней юности она переболела оспой. Болезнь повредила лицо, и из писаной красавицы Аня превратилась в очень жалкую, некрасивую девушку. Однако встретив Василия, влюбилась в него без памяти. Завидный жених, красавец, но не казак, иногородний, влюбился в нее тоже. На земле, которую Анна получила в приданое, ее братья построили Василию огромную кузницу, вырыли очень большой пруд, запустили в него карпов, засадили большой фруктовый сад, разбили виноградник, огород, большой участок засевали пшеницей. Отец Анны-казачий есаул Макар Криволапов был огромного роста, но некрасивый. Мать ее-Анастасия Криволапова - необыкновенная красавица, статная, высокая, у нее были очень красивые, густые, темно русые волосы до колен. Умерла она в возрасте 93 года во сне, ничем не болея. Бабушка Анастасии была турчанка. Дед Анастасии-запорожский казак, увидел юную турчанку в одном из военных походов, влюбился с первого взгляда, выкрал ее и привез домой. Ровно год 15-летняя девочка, не знающая русского языка, плакала и просила отпустить ее домой, но бравый запорожский казак все-таки сумел покорить ее своим чувством. Через год она выучила русский язык, крестилась в русскую, православную веру, и согласилась выйти замуж за очень красивого и отчаянного казака, прожила с ним долгую и счастливую жизнь. Анастасия очень много рассказывала о ней своим внукам и правнукам. Умерла Анна Макаровна в 1933 году во время страшного голода.

Башков (Божченко) Андрей Иванович мой дедушка, отец моей мамы.

Отец его Божченко Иван Давидович родился в Харьковской губернии в селе Александрополь, умер в 1937 году в возрасте 94 года. Очень красивый, статный, ростом под 2 метра и в старости отличался нобыкновенно прямой осанкой, красотой, волосы были темнорусые, глаза синие, кожа смуглая, в общем, красавец был необыкновенный. Женился рано, на первой красавице из соседнего села Фекле Николаевне Макаренко. Старшая дочь их Софья родилась в Александрополе. После ее рождения Ивана забрали в рекруты. За свою яркую внешность он попал в лейб гвардии Семеновский полк в Петербурге, где его определили в охрану царских покоев.В старости он много рассказывал своим внукам и правнукам о своей службе в царском дворце. До конца своих дней он сохранил в памяти малейшие подробности жизни царской четы. Искренне восхищался красотой Александра III и его жены Марии Федоровны, теплотой и искренностью в их семейных отношениях, очень хорошими отношениями с детьми и между собой. Особенно любили все солдаты из охраны их сына Николая. Тогда он еще не был наследником престола, но поражал солдат своей добротой, искренним веселым характером, шаловливостью, одаренностью и любовью ко всем занятиям. Мария Федоровна была прекрасной, веселой, доброй матерью и очень любящей женой. Прослужил Иван Давидович во дворце 7 лет, заболел (простыли легкие), его демобилизовали по состоянию здоровья, перед этим научив портняжному ремеслу. Учил этому мастерству Ивана главный царский портной, о котором много хорошего и доброго слышали потом его дети и внуки (кстати, всех детей своих — сыновей Андрея (моего дедушку), Егора, Алексея, дочерей Анну и Анастасию Иван Давидович научил очень хорошо и профессионально шить), после демобилизации и лечения в госпитале он еще год жил во дворце, работая подмастерьем у портных царя, и даже скопил небольшую сумму денег. К разделу земли при возвращении в Харьковскую губернию бывший солдат опоздал. И поскольку здоровье после перенесенной чахотки было не очень хорошее, решил двинуть на Кубань, в теплые края. Так они оказались в станице Григориполисской. Здесь мой дедушка Андрей Иванович Божченко увидел Татьяну Васильевну Некрасову. Ее мать Анна Макаровна пригласила его в дом, услышав про замечательное мастерство новых портных. Как дедушка, рассказывал, при входе его в дом на звук голосов обернулась молоденькая девушка с такой красивой, длинной, до колен косой и с такими красивыми синими глазами, что жить спокойно дальше уже было ему невозможно. Именно такими словами дедушка рассказывал нам, еще совсем маленьким внучкам, историю своей женитьбы. Когда вы станете большими, -говорил он нам,- вы поймете, что бывают встречи, которые очень круто и неожиданно меняют жизнь. Он очень любил мою бабушку, и не уставал рассказывать всем, какой необыкновенной красоты она была в юности. Кстати, мы, внуки, и в старости находили ее очень красивой и тоже ее очень любили.

Мать Андрея Ивановича Фекла Николаевна Божченко (девичья фамилия Макаренко) была выдана замуж за Ивана не по любви, до свадьбы она только один раз видела своего жениха. Родители очень торопились с ее замужеством, уж больно красивая и бедовая была Фекла. Бог одарил ее прекрасным голосом, веселым, смешливым, очень озорным характером. Она звонче всех пела, лучше всех плясала, женихов сваталось очень много. Пришлось ей покориться воле родителей. Надо сказать, что с мужем она прожила очень долгую и счастливую жизнь, нарожала ему красивых, замечательных детей, и никогда не жалела, что выбирать пришлось суженого не самой, а родителям. Умерла она в 1927 году. Маме моей Александре Андреевне тогда было уже 14 лет. Она очень хорошо помнила бабушку свою, восхищалась ее красотой и необыкновенным голосом. Такого голоса больше она никогда не слышала. Много лет мама моя училась в Москве, много раз была в Большом театре (в тридцатые годы студенты могли покупать дешевые билеты в Большой театр на галерку или просто стоячие), Папа мой был очень большим любителем и знатоком музыки. Один год он даже учился в Московской консерватории, но ушел из нее по настоянию своих родителей (дедушка, его отец Трофим Михайлович Попик) был регентом церковного хора, в те годы это не приветствовалось и он настоял на том, чтобы папа ушел из консерватории, искренне считая, что музыка не прокормит его сына. Папа мой потом учился в МГУ на историческом факультете, параллельно в институте народного хозяйства им. Плеханова, но любовь к музыке, причем к классической и церковной осталась у него на всю жизнь. Так вот мама рассказывала, что потом она никогда ни в каком театре не слышала такого прекрасного голоса, как у ее бабушки. Бабушка знала очень много и веселых и грустных песен, она была запевалой на всех праздниках и равнодушно слушать ее никто не мог. Потом мама очень жалела, что не записала слов этих песен. Мама , как и папа, окончила исторический факультет МГУ и институт им. Плеханова. После окончания института она работала экономистом, начальником отдела в г. Пятигорске, а после войны работала учителем истории. Кстати, у меня есть фотография выпускников института им. Плеханова 1934 г. Все преподаватели-профессора, учившие моих родителей, были репрессированы

Мама очень любила свою работу в школе, ее любили ученики. Любовь к истории нашей страны пришла к маме сначала с песнями бабушки, а потом уже с рассказами и лекциями профессоров МГУ.

Божченко (так было написано в его метрике) Андрей Иванович (Башков по паспорту, выданному при советской власти)-мой дедушка родился в 1890 году 21 декабря. 15 октября 1910 года женился. В 1914 году был призван в армию, попал на Турецкий фронт. После Февральской революции его полк под красным флагом из-под Тавриды двинулся вглубь страны, в полную неизвестность. По дороге офицеры, которых, кстати , очень любили солдаты, распустили полк, оставили всем оружие и велели солдатам разойтись по домам. В станице творилось вовсе непонятное. После революции Андрей Иванович попал в Красную Армию. Для казаков они были иногородние, т. е. земли не имели, большевики обещали землю. Его братья тоже пошли в Красную Армию, все воевали на Северном Кавказе. Младший брат Алексей воевал под Перекопом, форсировал Сиваш (в составе армии Буденного). Весной 1920 года после разгрома Деникина Андрей Иванович вернулся домой. Когда армия отступала , он заболел тифом, попал в госпиталь, и там был до разгрома Деникина. Осенью 1920 года было большое восстание казаков против советской власти. Накануне их восстания из станицы тайно ушли Андрей Иванович, Николай Васильевич Некрасов (он был казначеем реввоенсовета), Петр Васильевич Некрасов-учитель средней школы и Александр Васильевивич Некрасов- родные братья бабушки Татьяны Васильевны (их успели предупредить родственники Криволаповы, которые воевали на другой стороне).Они ушли через Кубань, в село Ново-Михайловку )Это было русское село, не станица), а оттуда подались в лес. Когда началось восстание, арестовали первым делом Василия Никифоровича Некрасова (за 3-х его детей и зятя, которые служили у красных) и приговорили его к расстрелу. В последний час перед расстрелом заменили казнь на контрибуцию (потребовали 500 рублей серебром). Отмену казни вымолила Анна Макаровна. Она же и нашла деньги, заняла их у родного брата атамана Кубанского отдела Филимонова Дмитрия. Василия Никифоровича все-таки повели на расстрел, но уже на площади заменили расстрел на 50 плетей. Еле живого принесли его домой. Болел месяц. К счастью, пороли его хорошие знакомые его жены-казачки.Они постарались пороть его без затяжки. Обычно 50 плетей с затяжкой не выдерживал никто. Как правило, человек умирал и от 25 плетей с затяжкой. Долго выхаживала его жена.

После гражданской войны Иван Давыдович вместе с семьей, со сватами Василием Никифоровичем и Анной Макаровной ушел из станицы в украинское село Ново-Михайловку, а оттуда перебрались в город Ессентуки.