Беседу вела Наталья Топоркова

— Светлана, почему Вы выбрали профессию врача, хоть и писали стихи с самого детства?

— Я считаю, что поэт, это не профессия. Это состояние. Это вдохновение, которое не нужно искать и привлекать специально. Это то, что дает жизнь, и ты либо пишешь, потому что не можешь не писать. Либо не пишешь, потому что жизнь наполнена чем-то другим.

— Чем запомнились Вам годы учебы?

— Учеба — это всегда ярко. Наверное, потому что годы такие, эмоции, соприкосновение со знанием, которое приоткрывается тебе, завлекая в свои глубины. Радость общения с думающими людьми. Первые влюбленности. Напряжение экзаменов. Первые 4 года я училась в Санкт-Петербургской Академии им. Мечникова. Поступила на санитарный факультет, так как вовсе и не хотела быть врачом-лечебником. Думала, останусь на кафедре какой-то для научной работы. Но, когда начались клинические дисциплины, и думать уже не могла ни о каких теоретических кафедрах. Влюбилась в хирургию. Мне всегда нравилось сложное. В академии Мечникова у нас была жесткая дисциплина. Стопроцентное практически посещение не только практических занятий, но и лекций. Яркие преподаватели, лекторы на курсе анатомии, патологической физиологии, патологической анатомии, биохимии, инфекционных болезней, гинекологии, дерматовенерологии, терапии, нервных болезней. Они заражали своей любовью к делу, к врачебному видению мира, заставляли думать.

Мое увлечение нервными болезнями началось с курса неврологии и продолжилось в стенах клиники Нейрохирургии Военно-Медицинской Академии, куда я сначала пришла на врачебную хирургическую практику. А потом посещала эту клинику на дежурствах по скорой помощи по средам. Я была единственной девочкой. Ко мне все очень трепетно и уважительно относились. Практически индивидуальные лекции мне читали, и за год я уже сама могла и принять пострадавшего с повреждением головы, описав правильно весь неврологический статус, и оказать первую врачебную помощь, И, конечно же, ассистировала на операциях.

Когда я приехала в Нижний Новгород и впервые пришла на дежурство в городскую больницу, доктор мне сказал: если напишешь неврологический статус правильно, то позволим тебе здесь появляться. Статус был написан. А потом другое испытание: позовешь на что-то лёгкое, больше не придешь. И вот таким образом, на огромном потоке, я и научилась легкое от тяжелого отличать.

А само обучение и в Питере, и уже в Нижегородском Военно-Медицинском Институте — это масса всяческих забавных и не очень историй, о которых впору писать книгу целую. И курс молодого бойца у нас был, где нас жёстко приучали к военной дисциплине, а командир группы меня за косу держал, чтобы я не сказала что-то дерзкое. И построения на плацу, где девочек ставили во второй ряд, потому что нам всё было смешно, и таким образом мы однажды попали на дополнительные строевые занятия. Потом уже ребята, а у нас в группе их было 14, а девочек — 4, ставили нас за спины. И мы там и смеялись, и их смешили. А им сдерживаться приходилось. И дежурства ночные по 2 раза в неделю. На 7 курсе у нас был такой график, что, имея неплохие денежные средства (нам платили офицерскую зарплату), и тратить их особо не могли, занятость была огромная. И первое мое выступление на сцене тоже было связано с Военно-Медицинским Университетом. У нас там были вечера, которые проходили в лучших Нижегородских залах. Так вот, впервые я вышла на сцену в ДУ Железнодорожников, пела «Гори-Гори, моя Звезда!». И звукорежиссер ДК, видимо, человек опытный, сказал мне, что обязательно дальше нужно идти и заниматься этим. Я была удивлена. Голосов тогда на сцене много было. Но он сказал, что есть особенный тембр. И это важно.

Кстати, в Нижнем Новгороде, в Строгановской Рождественской церкви я и крестилась. И готова к тому моменту к этому была, и родственники мои нижегородские — Татьяна Олеговна и Станислав Федорович Паницкие — этому поспособствовали, да и окружение, с кем училась.

Низкий поклон всем моим учителям, тем, кто заложил во мне и любовь к медицине, и качества, позволяющие взаимодействовать с миром нашим непростым.

— Во время службы в армии с какими сложностями пришлось столкнуться военному врачу?

— Вообще, я считаю, что военная служба не для женщины. Это мужская игра. И там свои правила, не всегда приемлемые для нашего восприятия мира, женского.

Первая моя часть была морская, пограничная. Когда-то я об этом мечтала, о море, потом уже и не мечтала. Но Господь Бог так распорядился, что меня к морю и распределили. У моряков отношения особые и традиции. И командир, прежде чем меня ругать (правда, всего один раз это было), поставил стул и чай налил. А потом уже и высказал все, скорее, объяснил.

Жила на втором этаж санчасти. В первый год с февраля отопления не было. А это Выборгский район, север Ленинградской области. Опять же на тот момент с питанием не очень было. Одну зиму вовсе без рыбы и без мяса. Но потом удалось добиться. Из округа все было прислано. Работа круглые сутки. Без выходных. Но через каждые 3 недели, на 3-4 дня домой в Питер уезжала. А еще у нас обед был 2 часа. У моряков это такая традиция. Адмиральский час называется. Так вот, за это время успевала и поесть, и на велосипеде покататься. И погулять, чтобы потом с новыми силами за дело, уже до вечера. Госпиталь был ближайший войсковой за 30 км, а наш пограничный — за 120. Поэтому многое лечили сами. Что и практику мне дало огромную и интересную. Съездим в Выборгский госпиталь, проконсультируемся у специалистов, а дальше — сами. За лекарствами в Питер ездили, время было непростое, но к нам хорошо относились, и все дефицитное у нас было, хоть и в небольшом количестве. Ожоги лечили даже 3 степени, без рубцов, раны у нас не загнаивались зашитые. Какая-то особая атмосфера была. А по вечерам я с военнослужащими срочной службы ставила спектакли по своим сказкам в стихах. Тогда они и стали появляться. Еще один аспект — консультации по телефону отдаленных подразделений. Нужно было по телефону определить сложность ситуации, дать рекомендации, и решить, нужно ли организовывать сложную дорогостоящую транспортировку срочно, или можно отложить или вообще решить все на месте. Вот такая закалка всех от всех болезней.

Потом был Выборгский госпиталь, отделение хирургии. Там свои сложности, уже общевойсковой госпиталь, свои отношения. Через год уже была в ординатуре в Военно-Медицинской Академии на кафедре нервных болезней. Интересно. Глубокое погружение в профессию. Больные со сложными диагнозами. А почему не хирургия, не нейрохирургия? Ведь мечтала об этом. До сих пор ночами снится. Но не женское это дело. Ремесло, требующее монастырского погружения в дело и самоотдачи, что сложно для женщины, имеющей семью. Решение было принять непросто, но мои учителя-нейрохирурги всё же подтолкнули меня к этому. И я им благодарна. Есть для каждого своя ниша. И это нужно осознать. Из армии ушла по сокращению. Жалко было уходить, но времена у нас переходные, и не каждому оно под силу.

— Вам удается совмещать творческую деятельность с преподаванием в университете. Вы строгий преподаватель?

— На данный момент лекции я читаю нечасто. Раз в два месяца. Оно мне и маловато. Читаю я на курсе последипломного образования гомеопатию, и здесь о строгости речи быть не может. Люди знают, зачем они приходят, и платно это, деньги немалые, так что каждый отвечает за свою восприимчивость к знаниям. Преподавала и год в Военно-Медицинской Академии курсантам неврологию. Да, строгость присутствовала. Но не это было главным. Важно было, чтобы усвоили они базовые понятия неврологии, без которых ни один врач не может правильно сориентироваться в сложной экстренной ситуации, каждые раз начинала занятия с этого, чтобы азы от зубов отлетали. Это мне казалось важным. В моих группах несколько студентов выбрали неврологию своей специальностью.

— Как Вам удается совмещать столь разноплановые сферы деятельности, как медицина и музыка?

— И не такие уж и разноплановые. При любви к профессии, и медицина — это музыка. И музыка — это врачевание. И не я первая из врачей к творчеству благоволю. Из современных — Александр Розенбаум, писательница Татьяна Соломатина. Из прошлого: Вересаев, Булгаков, Чехов, Артур Конан Дойль, Владимир Даль, композитор Бородин. Да и много еще тех, о ком мы мало знаем.

— Расскажите, пожалуйста, как появилась Ваша первая песня?

— Если первая из тех, что сейчас исполняю, то вот из-за одной свадьбы, где невеста накануне сказала, что вовсе не по любви выходит, а потому, что так нужно. И вот появилась песня «Сказочный принц». А совсем первая, только уже почти и позабытая лет в 16 от каких-то переживаний душевных, как оно обычно и бывает.

— Что является основной тематикой Вашей музыки?

— Жизнь во всех ее проявлениях. Эмоции, мысли, наблюдения, природные зарисовки. Философия иногда даже. Редко — что-то шуточное.

— Светлана, также Вы пишете картины. С чего началось это увлечение?

— Пока нельзя назвать это картинами. Это иллюстрации. Зачастую к моим стихам, сказкам, песням, иногда — к другим. Вариант арт-терапии. Рисую с детства. Рисовала увлеченно, самозабвенно. На уроках, занятиях, лекциях, иногда, когда просто слушала на полях и последней странице. Школьные и институтские газеты. Особенно много в Нижнем Новгороде, в военном институте. Там же — боевые листки. Стенды долго висели, мною сделанные, в родной школе. В институте — всякие анатомические, хирургические темы. Всегда любила читать исторические книги. Так вот, чтобы подлинно изображать костюм исторический, бегала в Эрмитаж, и делала наброски костюмов с картин известных мастеров. Хорошо разбиралась в истории моды, даже до десятилетия и страны. Это все сама. Не училась нигде. И оставляю для себя это увлечение просто как работу с образом и цветом. Еще деревянные игрушки расписываю. Особенно это пошло, когда работу меняла. Ушла с заведования отделением, и вот за какие-то три недели, столько этих игрушек расписала. Всем потом на Новый год и Рождество дарила. Сейчас чуть меньше, но иногда тоже захватывает, эпизодами.

— Какие эмоции Вы испытывали, когда проходила Ваша первая выставка картин?

— Да не знаю. Случайно это получилось. В дополнении к картинам Дмитрия Мотова. И, вроде бы, многим нравится. Выставка в Музее-усадьбе Набокова в селе Рождествено под Питером. Это для меня и знаково, и почетно. Но даже не знаю, достойны ли мои работы того. Я вижу их, как иллюстрации к книгам, сказкам, конечно, больше моим, потому что много других замечательных художников-иллюстраторов могут работать с материалом. А мои работы — больше и дополнение и иллюстрация моего творчества. Вот мечта есть — книги выпустить, напечатать. Издательство найти или просто за свои средства. Это уже как получится. Книги стихов моих сами выпускали, небольшими тиражами по 200 экземпляров, но ничего уже не осталось. Распродано, раздарено.

— Светлана, спасибо за интересное интервью! Желаем Вам дальнейших творческих успехов! Будем с нетерпением ждать Ваши новые лирические произведения и картины!

Опрокинулось туманом

небо сизое.

Воздух свежестею пряною

пронизанный.

Заплутала глухомань

дорожкой путанной.

Вся-то тайнами зовущими

окутана.

Задремавшие стога

в закатах розовых.

Далью стелятся луга

в восторг березовый.

И заманит огонек

вдали за речкою.

Зазовет к себе дымок

уютной печкою.

Скрипом робкие шаги,

доска расшатана.

Чуешь? Спеют пироги

уж ароматные.

И остаться б в той глуши,

да раствориться бы.

Ощутить полет души

вольной птицею.

Топят печи. Теплый дым

Заполняет воздух свежий.

Ночь влечёт к мирам иным.

Путь познания безбрежен

В маячках далёких звёзд,

В иероглифах созвездий.

И, наверно, смысл прост.

Только ум наш очень беден,

Чтобы этот смысл постичь,

Одолеть свои соблазны.

И на чьей охоте дичь

В буреломах непролазных

Попадается в капкан

Необузданных желаний?

Распознать бы тот изъян,

В чём причина всех страданий...

Кто спасеньем снизойдёт?

Не сыскать нам здесь кумиров...

Обещанья — сладкий мёд.

Нет волшебных эликсиров.

И, потери пережив,

Постигаешь одоленье.

Звёздный смысл перспектив

В том, чтоб стать сильнее тени!

Топят печи. С теплым дымом

Так уютно. Воздух свежий.

Тайны звёзд непостижимы.

Мы — всё те же, на манеже

Дождь по стёклам — косые линии.

Поезд мчится за горизонт.

Полустаночек встретит ливнями.

Где-то дома оставлен зонт.

И скорее под крышу спрятаться,

Приютит нас старый вокзал.

По лицу быстро капли катятся

Или слёзы... Да кто бы знал...

Здесь в отрыве от средств, от массовых,

Ощущается всё острей.

Соизмерена жизнь тут с насыпью,

И зовущая даль огней

Забрала то горящее, лучшее,

Что в столицах творит страну.

А Земля, эту силу дающая,

Вновь встречает свою весну!

И надеждою снова полнится,

Вся в черёмуховом цвету.

И просторы там, за околицей

В даль неведомую влекут.

И ночами весенними чуткими

Так тревожит трель соловья.

И лазурными незабудками

Манит радость нас бытия...

Дождь по стёклам — косые линии.

Здесь так нынче вода нужна.

Пусть омоет нас чистыми ливнями

Будоражащая весна!

Танец на цыпочках.

Так осторожно ступаешь вначале.

Но музыка...

Таинство звуков манит тебя в пространство событий.

Кружишься...

Что-то забытое...

Или неловкое.

Или как затянувшееся и занавешенное

То ожидание...

Свечи... Выходы были иль не были.

Что о них говорить?

Нету на то благословения.

Только лишь полузабытые и полустертые

Звуки... Тщетность мгновения.

Хочешь совсем отказаться и раствориться?

Нет, ты не хочешь. Снова та грусть и безысходность.

Снова дорога на покаяние...

Сколько того уже нужно?

Неисчислимо...

Было иль не было?

Кто же теперь уже вспомнит...

Были иль не были...

Были, конечно же, были. Винтики, что запускали большой механизм.

Или перчатка на длани невидимой Господа...

Души вам русской не понять.

Как ни старались, ни пытались.

Опять несётся злая рать,

Да только копья обломались.

Опять весь мир пророчит нам

Беду и смешивает с грязью.

А мы назло своим врагам

В сказаниях со старинной вязью

Находим подвиг и пример

Богатырей и тихих старцев.

Чтим полководцев и царей.

И, право, нужно ль к нам соваться

С своим уставом, злой тоской

По нашим благостным просторам?!

Что там за русскою душой

С простым душевным разговором

И с постиженьем до нутра,

И с нотками до самой сути?

Но если уж пришла пора,

Тогда на нас не обессудьте...

Вам не понять и не унять

Всю вашу «трепетную» зависть.

И снова шлют за ратью и рать.

Не помня, что там с первой сталось...

А мы, всё помним, не хотим

Тех исторических повторов.

На страже мира мы стоим

И тишины родных просторов!

Звёздочка первая в сумерках розовых,

Ночь будет ясной, тихой, морозной.

Скрипом по снегу шаги отзовутся.

Звон колокольчика? Ложка по блюдцу...

Не померещилось? Гость у порога?

То ли взволнованность, то ли тревога...

Чаем горячим с мороза согреться.

Так не хватает радости в сердце.

Как бы распутать все нити в клубочке?

Вышить бы нитями чудо-сорочку.

Песнею славной развеять грустинку,

Силушку множить своей половинке.

Дом наполнять бы теплом, да и светом.

И постоянно молиться об этом.

Счастье моё, ты останься со мною.

Буду тебе я хорошей женою.

Будут нам ночи и дни с вечерами,

Будут и дочки у нас с сыновьями.

Чай будем пить мы горячий... из блюдца,

Скрипом наши шаги отзовутся

В ночке морозной дорогой к Всенощной.

Всё у нас будет, мой милый, хороший...