Интервью подготовила Наталья Топоркова

 О. М. Гарнаева:

— Дорогой Петр Георгиевич! В 2005 году Вы защитили диссертацию «Почитание местных святынь в российском православии XIX-XX вв.». Почему Вас заинтересовало изучение религий вообще и откуда выбор такой серьезной темы для диссертации?

 — Интерес к истории возник у меня еще в школьные годы благодаря моему отцу – священнику Георгию Чистякову. Отец очень любил поездки на велосипеде и летом мы с ним часто путешествовали по окрестностям нашей дачи, бывали во многих церквях Раменского района (бывшего Бронницкого уезда): были в Малахове, в Лужках, в Кривцах, в Быкове, в Загорнове, в Михайловской Слободе. Тогда я заинтересовался историей этих церквей, стал искать упоминания о них в исторической литературе и дольно быстро сделал для себя открытие, до глубины души меня поразившее: оказалось, что своя история есть не только у «хрестоматийных» достопримечательностей, но и у каждого села, у каждой деревни, у каждой церкви – и эту историю невероятно интересно изучать! Знакомые буквально с детства места оживают: узнаешь и год постройки церкви, и обстоятельства ее строительства, узнаешь, кто ее строил и кто в ней служил… Так через региональную историю у меня пробудился интерес к исторической науке и позже, закончив школу, я решил избрать своей специальностью историю религии. Я закончил Центр изучения религий РГГУ, в котором теперь преподаю. 

            Изучая религию, интересно изучать религиозность конкретных людей – тогда мы видим не какой-то идеальный образ религии, а религию, как она есть – живую, развивающуюся, трансформирующуюся религиозную традицию. Для историка религии очень важно понять, что чувствуют верующие, с какими мыслями и чувствами они поклоняются святыням, какие святыни они предпочитают.

О. М. Гарнаева:

— Известны Ваши труды о почитании местных святынь в 20, 40 и 50 годы. Почему Вам близко именно это время? Годы гонений и репрессий на православие?

            — Советское время – это эпоха, очень интересная для историка и во многом не изученная. В современном российском обществе распространены абсолютно неверные представления об истории Церкви в этот период. Например, многие думают, что верующие стали подавать прошения об открытии церквей только в 1980-е годы, в эпоху перестройки, а на самом деле это началось гораздо раньше – такие ходатайства стали подаваться верующими с 1940-х годов, но, как правило, они оставались без ответа. В наши дни происходит стремительная мифологизация советского времени, иной раз можно услышать очень далекие от реальности суждения об этой эпохе, о жизни Церкви в те годы. Задача историка – не допустить распространения таких мифов и, изучая исторические источники, воссоздавать истинную картину прошлого.   

О. М. Гарнаева:

— Есть ли в Вашей семье пострадавшие за веру?

            — Мой прадед по линии матери – священник Митрофан Петровский, служивший в Лисках Воронежской области, был расстрелян в конце 1930-х годов во время «большого террора». Мой прапрадед по линии отца – Виссарион Михеевич Ламзин, участник Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., генерал-майор в отставке, служивший до революции в жандармском управлении, в 1918 году записался в добровольную охрану патриарха Тихона и вскоре во время «красного террора» был расстрелян. Остался его молитвенник с пометами, сделанными в Бутырской тюрьме незадолго до расстрела.

— Петр Георгиевич, расскажите о жизни православного духовенства в годы атеизма в России? Как жили семьи священников сосланных в лагеря? Каким репрессиям подвергались священнослужители?

            — Самым тяжелым для членов семей репрессированных было то, что они ничего не знали об их судьбе: родственникам не сообщалось о расстреле, дальнейшие попытки узнать о судьбе арестованных близких не приносили никакого результата. Моя бабушка, дочь репрессированного священника, до конца жизни так и не узнала о том, что ее отец расстрелян – хотя, конечно, догадывалась об этом. Всей правды о погибших в лагерях их близкие не узнали даже после реабилитации – в 1950-е годы, после XX съезда КПСС, родственникам репрессированных стали выдавать свидетельства о смерти их близких, из которых следовало, что они умерли в лагере в 1940-е годы от воспаления легких, инфаркта или какой-либо другой болезни. Такое свидетельство о смерти получили родственники отца Павла Флоренского, такие документы в те годы получили очень многие. И лишь в 1990-е годы оказалось, что даже после разоблачения культа личности Сталина власть продолжала обманывать людей – на самом деле все они были расстреляны в 1937-1938 годах.   

— Многие священнослужители были расстреляны и сосланы в лагеря. Но даже в лагерях они вели миссионерскую деятельность, несмотря на все трудности. Как относились к духовенству в лагерях?
 

— Лагерное начальство относилось к духовенству с неприязнью – сказывалась атеистическая пропаганда. Заключенные – в зависимости от статьи: политические заключенные – с пониманием и уважением, уголовники – с пренебрежением. Из воспоминаний заключенных известно, что многие священники и епископы, несмотря на сопротивление лагерного начальства, даже совершали в лагере литургию. Некоторые из выживших в лагере даже смогли впоследствии вернуться к церковному служению. В некрологах некоторых архиереев и священников, опубликованных в 1970-е или 1980-е годы в «Журнале Московской Патриархии», есть своеобразные «пробелы» в биографии: с 1937 или 1938 года по сороковые, а иногда и пятидесятые годы. Советская цензура не позволяла писать о том, что они были в заключении.

— Как жила семинария до революции и в СССР? С какими сложностями пришлось столкнуться духовенству?
 

— После 1917 года все духовные учебные заведения в России были закрыты. В 1943 году Сталин разрешил открыть некоторые семинарии. Большинство воссозданных в сороковые годы духовных школ вновь были закрыты при Хрущеве, в результате к 1964 году в СССР осталось только три духовных семинарии – Московская, Ленинградская и Одесская и две духовных академии – Московская и Ленинградская. Их деятельность, как и любые другие формы религиозной жизни в СССР, контролировалась Советом по делам Русской Православной Церкви (с 1965 года – Советом по делам религий): в частности, зачисление абитуриентов в семинарию происходило только по согласованию с уполномоченным Совета. Особенно сложно приходилось тем, у кого уже было высшее светское образование: уполномоченные, как правило, не разрешали им ни поступать в семинарию, ни рукополагаться в священники без духовного образования. Для советской власти образованные священники были крайне нежелательны: они могут начать активно проповедовать, охотно общаться с людьми, высказывать свои соображения о церковной жизни. Кроме того, такой священник – живой пример того, что атеистическая пропаганда дает сбои: ведь он учился в институте, слушал лекции по истории партии и научному атеизму – и после этого он должен был стать атеистом! А он, наоборот, верит в Бога и собирается стать священником – значит, атеистическая пропаганда оказалась бессильна. Поэтому уполномоченные не давали согласия на рукоположение таких ставленников. В 1970-е и начале 1980-х годов едва ли не единственным архиереем, который мог преодолеть сопротивление уполномоченного и рукоположить в священники молодого человека с высшим образованием был архиепископ (впоследствии митрополит) Курский и Белгородский Хризостом (Мартишкин) – поэтому к нему ехали те, кому отказывали в хиротонии во многих других епархиях.    

— Когда были реабилитированы священнослужители?

— Священнослужители, как и многие другие репрессированные, были реабилитированы после 1956 года – после того, как Н.С. Хрущев на XX съезде КПСС разоблачил культ личности Сталина.

— Ваша диссертация называется «Почитание местных святынь в российском православии XIX – XXI вв. (на примере почитания чудотворных икон в Московской епархии)». Скажите, какое отношение было к чудотворным иконам, мощам святых в советский период времени? Какова статистика о поруганных святынях в годы войны?
 

— В советское время, после массового закрытия церквей в 1930-е годы, многие чудотворные иконы оказались недоступны для верующих: они либо были утрачены, либо были спрятаны в домах верующих и об их местонахождении знали немногие, либо попали в музеи. Во время Великой Отечественной войны стихийно возродилась старая практика паломничества к святыням – верующие отправлялись в паломничество к святым местам в дни посвященных им праздников. Поскольку иконы, как правило, были утрачены или недоступны, паломники приходили к святому источнику, связанному с почитаемой иконой. Например, в Курске в эти годы началось паломничество к источнику в закрытой и практически полностью разрушенной Курской Коренной пустыни: дважды в год, в те дни, когда до революции совершался крестный ход из Курска в Коренную пустынь с Курской иконой Богоматери, верующие пешком отправлялись к святому источнику. В некоторые годы у источника собиралось до двадцати тысяч человек. Духовенство в этом не участвовало: богослужения за пределами церквей  советское время были запрещены и священник, нарушивший этот запрет, мог быть лишен возможности служить – уполномоченный лишал его регистрации. Такие святые места были практически в каждой области. Власти знали об этих паломничествах, но до 1958 года не принимали никаких мер по борьбе с ними. Но хрущевская антирелигиозная кампания 1958-1959 годов одной из своих задач сделала борьбу с паломничествами: 28 ноября 1958 года ЦК КПСС принял постановление «О мерах по прекращению паломничества к так называемым "святым местам"». В тече­ние полугода ме­стные партийные органы должны были добиться прекращения паломничеств и отчитаться перед ЦК о принятых ме­рах. Источник в Курской Коренной пустыни был огорожен, а впоследствии даже забетонирован.

— В день отречения Николая II неожиданно появляется икона Божией Матери «Державная». Расскажите пожалуйста об истории, связанной с данной иконой. 
 

— Икона Богоматери «Державная» была обнаружена в церкви села Коломенского Евдокией Ивановной Андриановой – жившей в Москве крестьянкой деревни Починок Бронницкого уезда. Андрианова стала искать эту икону после того, как увидела сон об этой иконе. Икону нашли, стали служить перед ней молебны и сразу же произошло несколько исцелений – поэтому эту икону стали почитать как чудотворную. Недавно были опубликованы архивные документы, повествующие об обретении этой иконы.  

— Какое отношение к религии было в годы Великой Отечественной Войны?
 

— Во время Великой Отечественной войны произошла достаточно серьезная перемена в отношении власти к религии: 4 сентября 1934 года Сталин вызвал в Кремль трех митрополитов – Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича) и сказал им, что он знает о том, что Церковь ведет активную патриотическую деятельность, он благодарен ей за это и готов выслушать просьбы митрополитов и оказать Церкви поддержку. В результате было принято решение разрешить избрать патриарха, открыть закрытые в двадцатые и тридцатые годы церкви, возродить духовные семинарии. Таким образом закончилась эпоха активного преследования религии, что, естественно, вызвало большую радость многих верующих, но на самом деле ситуация была гораздо более сложной: Сталин, прекрасно понимая, что верующих в СССР немало, решил, что их следует использовать в своих целях. Был создан специальный правительственный орган, контролирующий религиозную жизнь – Совет по делам Русской Православной Церкви. Вплоть до 1991 года Церковь находилась под постоянным контролем этого ведомства.

— Спасибо за интервью!