Стенограмма передачи радио «Радонеж», посвященной прот. Тихону (Пелиху). Подготовила Марина ВАСИЛЬЕВА

Более ста лет назад в простой семье на Харьковщине родился мальчик, в святом крещении названный Тихоном. Его юные годы пришлись на мятежную пору войн и революций. С годами он стал известным пастырем, отцом Тихоном. Был свидетелем гонений на Церковь, но Господь сохранил его: протоиерей Тихон Пелих прожил долгую и плодотворную жизнь. Как вспоминает настоятель Богоявленского собора в Москве протопресвитер Матфей Стаднюк, отец Тихон обладал особым даром душепопечительства. Его отличительными чертами были смирение, кротость и бесконечная доброта. Вся его жизнь была неустанным служением людям. Окружавшим его батюшка напоминал преподобного Серафима Саровского. Батюшка своей любовью, лаской зажигал сердца всех, кто к нему приходил. В радиопередачах авторского цикла Александры Никифоровой «Пастырь добрый» своими воспоминаниями об отце Тихоне Пелихе делятся его родные, близкие, духовные чада.

Рассказывает дочь протоиерея Тихона Пелиха, матушка Екатерина Кречетова:

— Начну с биографии батюшки. Мой отец Тихон Пелих родился 26 августа 1895 года в Харьковской губернии, в семье кузнеца. Сначала воспитывался родителями, но в 6 лет остался круглым сиротой. Первое время его воспитывал старший брат. Он отдал мальчика в церковноприходскую школу, где особое внимание на сироту обратил священник, преподаватель Закона Божьего. Село, где учился будущий отец Тихон, находилось рядом с поместьем местного барина, замечательного человека, который пригрел и усыновил сироту. Отец Тихон воспитывался наравне с детьми помещика. Получил прекрасное образование в Харькове. Он очень любил своих приемных родителей, но часто в его рассказах сквозила тоска по отцу и матери, «родненьким», как он говорил. В общем, детство было тяжелое, грустное. Глубоко верующими семьями была и родная, и приемная. Но вскоре революционные события раскидали всех. Приемные родители эмигрировали, взяв дочерей, а Тихон с братом остались, где жили, оказавшись в районе военных действий. Начались бои, вскоре пришла эпидемия сыпного тифа. Отец Тихон с братом заболели и попали в военный лазарет. Батюшка вспоминал, что видел смерть, которая переходила от его постели к койке брата и как бы колебалась. Потом смерть села на койку брата. Брат скончался. А Тихон выжил, выздоровел и оказался на попечении добрых людей, среди которых был священник. Жил в одном из приходов города Пятигорска. Его устроили в местную библиотеку, какое-то время он трудится и при библиотеке, и при храме. Потом его послали в Москву учиться, в университет. Это был 1923 г. Он поступил в МГУ на биологическое отделение. В первый день прямо с вокзала Тихон Тихонович отправился в храм. А там служил Патриарх Тихон. Это было утро воскресного дня. Во время Литургии Тихон Тихонович внезапно почувствовал, что ему необходимо получить личное благословение Патриарха на новую жизнь в Москве. В конце службы, нимало не колеблясь, он пошел в алтарь — и никто его не остановил. Патриарх в это время присел отдохнуть после причастия. И тут у его ног оказался незнакомец. Молодой Тихон стоял на коленях и просил благословить его жить в Москве. Патриарх обнял юношу, поцеловал и спросил, кто он, откуда и как его зовут. «Тихон», — отвечал незнакомец. «Меня тоже зовут Тихон», — с улыбкой отвечал Предстоятель.

Но тут Тихона увидели иподьяконы, а так как он стоял на коленях у ног Святейшего, то они взяли его за полы шинели и вывезли из алтаря. Но велика была сила Первосвятительского благословения! Впроследствии оно хранило Тихона Тихоновича во многих обстояниях жизни. Жил он в общежитии, не скрывал своих убеждений (это в те годы!), вел дневник, часто оставлял его открытым на столе, там жило еще человек 6-7, людей разного настроения, разных убеждений, но никогда никаких неприятностей не было.

Из дневниковых записей отца Тихона:

1927 год, 3 апреля, Москва, «Балчуг», общежитие.

«Вчера была суббота, великий и святой день для меня. Однако насколько наша человеческая природа способна быстро загрязняться! Стоит побыть в другой атмосфере — и уже ты непременно словом или взглядом, или движением, тем или иным оттенком реагирования кладешь отпечаток на очистившийся лик души. Трудно, очень трудно блюсти себя. Так же было и сегодня. Так как этот дневник должен служить зеркалом моей души, то да поможет мне Господь и Пречистая Матерь Его, и святой Ангел-Хранитель выполнить точно это мое намерение.

8 апреля. Накануне Благовещения Миша, с которым я живу в одной комнате, выразился хульно о Божией Матери. А я преступно промолчал. И только за всенощной необычайный стыд обуял меня. Я решил предупредить Мишу, чтобы он так не выражался, сказав ему, что я верующий.

1927 г., 25 июля, утро, 6 часов, степи под Богучаром. Солнышко. Роса — редкое явление для степи. Ни ветерка. Иду по степи. Хочу помолиться. В общем, я человек некомпанейский и необщественный. Люблю одиночество и ищу его. А говорить с людьми — только на темы философского характера. Попадаю в глупое положение, когда приходится вести разговоры через силу. «Странный вы человек. Желать уединения для человека — это ненормальность», — считает Толя. А я полагаю, что каждый человек обязан выучиться жить в уединении. Я не призываю к разрыву с обществом, с людьми. Я просто говорю, что человек должен уделять время пребыванию наедине с собой. Вы спросите: «Зачем это? Ведь это так скучно!». Сделайте опыт — и вы узнаете, что только в уединении человек делается собой, только уединение открывает глубину загадок бытия, ставит перед человеком философские и религиозные проблемы».

Был интересный случай в его студенческой жизни. Их повезли с экскурсией по храмам Москвы, тогда еще действующим. И вот они вошли в один храм во время Литургии. Как раз пели «Тебе поем». Как рассказывал папа: «Я не мог стоять» — и опустился на колени. Так он простоял весь евхаристический канон. Потом встал. Позже товарищи его спрашивали: «Где ты был?» Удивительные были случаи. Ездил в экспедиции, молился, всегда молитвенник, Евангелие при нем были, он не афишировал свои убеждения, но и не таился.

В 1929 г. он окончил Университет и был направлен в Загорск. Работал там преподавателем, причем вел сразу несколько предметов: математику, физику, химию, биологию, не только детям, но и взрослым.

В 1937 г. он женился, и тоже чудесным образом. Он жил на окраине города, которая называлась Красюковка. Снимал комнатку в мезонине. Дом этот был куплен старцем отцом Георгием Лавровым для его духовных чад. (В настоящее время мощи отца Георгия находятся в Свято-Даниловом монастыре). Дом был куплен, чтобы чада могли жить и работать в Сергиевом Посаде. Но отца Георгия тогда уже не было в живых, а его чада все отбывали наказание в тюрьмах и ссылках, в том числе и хозяйка этого мезонина Татьяна Борисовна Мельникова. Она была близким духовным чадом отца Георгия, сопровождала его в ссылку в Кара-Тюбе. Он уже был тяжко болен раком гортани. После освобождения, по дороге, в Нижнем Новгороде он скончался. Татьяна Борисовна вернулась домой, а через полгода ее снова арестовали — за отца Георгия, которого уже не было в живых, — и ее, и общих друзей. Ее сослали на три года в Забайкалье. За это время в пустующем помещении поселился молодой Тихон Тихонович. Соседи сдали ему комнаты. В 1936 г. она возвращается. Ей говорят: «Ваш дом занят». Приютили ее у соседей. В Москву, к родителям, она вернуться не могла. Было постановление, что после ссылки нельзя жить в больших городах. У нее как ссыльной было «минус сто». Но поскольку Сергиев Посад был в 70 км, она рискнула там поселиться. Хотела поступить в медицинский институт, поскольку по образованию была медсестрой. Ей говорят: «Жилец, который занимает ваш мезонин, — преподаватель и может вам помочь». Он ей очень помог по физике, химии. Они занимались примерно год. Она успешно сдала экзамены, но за это время Тихон Тихонович понял, что не может дальше жить без нее. Он поехал к ее родителям просить ее руки. Она приняла его предложение. Поженились, и с тех пор Тихон Тихонович жил в этом мезонине до 1979 г. Их венчал духовник отца Тихона отец Вениамин Воронцов — будущий митрополит Елевферий. Будучи в Москве, Тихон Тихонович ходил в Марфо-Мариинскую обитель, был там сторожем и помогал во всех делах. Там и служил отец Вениамин, бывший его духовником. Когда обитель закрыли, перешел в церковь святителя Николая на Щепах, когда и эту закрыли, — в Николо-Кузнецкий храм. Но это пока он был студентом. А когда поселился в Сергиевом Посаде, то очень близко сошелся и стал руководиться у последнего наместника Лавры отца Кронида Любимова. У них образовалась тесная духовная связь. Отец Кронид ему настолько доверял, что незадолго до своего ареста вручил ему на хранение святыню — антиминс Лавры, который отец Тихон хранил до открытия Лавры в 1946 г.

Послевоенный год для Тихона Тихоновича явился определяющим. Он много читает духовной литературы, обдумывает свою дальнейшую жизнь. Мысль о принятии сана приходила ему в голову еще в студенческие годы, и на это у него было благословение духовника. В один из таких дней во время чтения акафиста Царице Небесной Тихон Тихонович сподобился чудесного явления преподобного Серафима Саровского. Вот как он сам рассказывает об этом в письме к жене: «Родная моя Танюшенька! Странно тебе покажется, что я вместо устной беседы с тобой я пишу тебе письмо. Но так надо. Итак, слушай. Проводив тебя, я пришел домой и стал читать акафист Божией Матери со слезами на глазах. Вдруг меня обуял такой внутренний трепет, что я должен был опустить голову. Я закрыл глаза и явственно почувствовал, что в комнату нисходят Силы Небесные. Это был такой ужас, который не передашь словами. Я ясно почувствовал присутствие в комнате преподобного Серафима Саровского. И тут началось самое страшное — таинство исповеди. Он меня исповедовал и в картинах показал мне всю мою жизнь. И так как я по временами сомневался, не бред ли это, не мерещится ли мне все, он после исповеди каждого моего греха давил мне голову как молотом, причем ни руками, ни ногами я не мог пошевелить. В продолжение всей исповеди я был в полном сознании. Он открыл мне один грех, которому причастна и ты. Деточка! У нас хранится сокровище святости. Речь идет об антиминсах Лавры и других храмов, которые скрываются под нашей крышей. Мне приказано в кратчайшее время привести святыню в надлежащий порядок». Во время войны, когда немцы были под Москвой, а папе пришла повестка, родители собрали все святыни в ковчежец и для большей сохранности закопали в саду. Мне объяснили все и просили запомнить, как следует, это место. Вероятно, достали из земли ковчежец в августе 1945 г.

1 августа 1946 г., в день памяти преподобного Серафима Саровского, отец был посвящен в диаконы и получил назначение в сельский храм далеко от дома, и мы его редко видели. А 26 августа 1947 г., в день своего Ангела в малом соборе Донского монастыря архиепископом Макарием Даевым был рукоположен во иерея. На всю жизнь мне запомнился этот день, такой светящийся, лучезарный. Отец в белом облачении дает крест после Литургии у гробницы святителя Тихона, это их общий день Ангела. Удивительно — день рождения и день Ангела совпали с хиротонией! Долго люди подходили к нему, брали благословение. Он неспешно, истово осенял крестом каждого. Но вот, наконец, мы дождались его, и вместе пошли вдоль монастырской стены. Какая была радость: наш папа — священник!

Первые годы отец Тихон служил в разных храмах Подмосковья. Домой приезжал редко и затем только, чтобы позаниматься пением, разобраться в церковном Уставе, в котором мама его превзошла.

Надо рассказать и о маме. Она в юности окормлялась у будущего священномученика Петра Зверева. Он ее и Уставу церковному обучил, и пению. Жила в Нижнем Новгороде и хотела стать монахиней, а к семейной жизни вовсе не стремилась. Сначала ее духовником был владыка Петр Зверев, потом, когда его арестовали, она стала ходить в храм Христа Спасителя. Духовником ее стал священник Александр Хотовицкий, тоже будущий святой. После того, как в храм Христа Спасителя пришли обновленцы, она перешла в Данилов монастырь. Она окормлялась у архимандрита Георгия, и вместе с ним поехала в ссылку. Причем, не сама она решила это. Когда последний раз арестовали отца Георгия и направили его на вольное поселение в Казахстан, его духовные чада собрались и решили, что его нельзя отпускать одного. Выбрали маму, и она поехала с ним. Все это очень хорошо описано в книге «У Бога все живы». Там упомянута была Таня Мельникова, это и есть будущая матушка отца Тихона, моя мама. По воспоминаниям бабушки и Светки, которая жила в одной квартире с ними в Хилковом переулке, они очень любили Таню. Глубоко верующие были люди, и бабушка, бывало, возмущалась: «Таня такая красавица, а все время спиной к зеркалу! Повяжет платок, и бегом на службу». Там, в ссылке, они с отцом Георгием служили каждый день по полному Уставу. Это ей очень пригодилось. Всех подруг ее он постригал, а ей говорил: «Подожди, деточка! Будешь матушкой». Вот и сбылось! Познакомились мама и Тихон Тихонович в его доме, в мезонине. Отец Георгий, будущий преподобный, все это предвидел. Сколько я себя помню, в нашей небольшой комнатке, где я родилась, где прошло мое детство, висел на стене большой портрет отца Георгия, в даты, связанные с его именем, всегда служилась панихида, пока отец Георгий не был прославлен. И всегда, на каждое дело, каждую поездку подходили к портрету и брали у отца Георгия благословение.

Так вот, приезжал отец Тихон из своих храмов Подмосковья, чтобы позаниматься пением и разобраться в Уставе. В первые годы у него было три или четыре разных места служения. Мама была учителем. Она учила на слух, не по нотам. Отцу трудно давались гласы. Помню, электричества часто не было, они сидят при свечах рядом и разбирают гласы на слух. Жили мои родители строго по церковному уставу. Мы засыпали и просыпались под пение их голосов. Все в одной комнате, в стесненных условиях, но нам было хорошо. А у братца моего, который на два с половиной года младше, первое слово было «Аллилуйя». Всегда в доме горели лампады, даже в войну. Когда папы с нами не было, маме очень трудно было, она же была «лишенка» после ссылки, ей никаких карточек не было положено. И на работу ее не брали. И вот, чтобы нас прокормить, она ходила по ближайшим селам и меняла вещи на продукты. Это был подвиг. Все, что у нас было, обменено на продукты: муку, картофель. Остались одни часы. С нами оставался дедушка, мамин отец, почти слепой. Воспоминания о военных годах самые тяжелые, потому что очень хотелось есть, и было холодно. Ели все, даже угли из печки. Но настолько потом было радостно! 46-ой год, открытие Лавры, начало папиного служения — мы жили в постоянной радости. Мебели никакой, все было продано, отдано, стол сколочен соседом, спали на топчанах, но зато шли богослужения в Лавре. Мама пела, не пропускала ни одного богослужения.

На нас, детей, особое впечатление произвело появление в Лавре новых монахов. Они все возвращались из лагерей больные, старенькие. Мы знали их поименно.

Вот и первая Пасха! Нас мама не взяла в Лавру. Мне было 8, брату 6. Но мы всю ночь с братом простояли у открытой форточки, ждали звона и плакали. Мы ощущали этот праздник. Потом пошли на позднюю Литургию. Мама даже в военные годы доставала несколько яичек и красила их красной тушью. Они были такие красивые. И маленький куличик ухитрялась испечь. Так что Пасха даже в голодные годы была праздником. Эта радость благодаря маме осталась на всю жизнь. Папа приезжал на второй-третий день праздника. Но в 50-м году его уже перевели в Сергиев Посад. Помню, мама весь Великий Пост и верующие женщины, наши знакомые, мыли все в Успенском соборе. Ее не бывало дома целыми днями. Мы были знакомы с наместником отцом Гурием, он жил при Ильинском храме. Моя первая исповедь была у него. Это все описано в книге Боскина. Как назло, в те дни за всеми хлопотами отец Гурий забыл, что у него нет антиминса! Подходит время первой Литургии, а как служить? Как ни он и никто не подумал об этом раньше? И тут раздается стук в дверь, он открывает, а перед ним Тихон Тихонович Пелих. Раскрывает сверток, там написано: «Антиминс с престола храма Успения Божией Матери в Троице-Сергиевой Лавре». Это был тот самый антиминс, хранившийся под деревом у нас в саду, который сберег последний наместник архимандрит Кронид, и о котором так строго напомнил преподобный Серафим. Он позаботился об Успенском храме Лавры!

Первое воспоминание о Пасхе в Лавре, об этой радости — звон, звон с самого начала! Начались богослужения, людей, населявших корпуса Лавры, надо было выселять, а это было трудно — они были страшно озлоблены. В здании Духовной Академии располагался пединститут. Кстати, большинство моих школьных преподавателей жили там и преподавали. Как только мощи Преподобного были выставлены для поклонения, мы стали ходить в Лавру каждый день.

В 1945 г. я пошла в школу, и в первые годы, по-видимому, из-за этих голодных лет, мне очень трудно было учиться. Я почти ничего не соображала. Наступило лето, меня условно перевели во второй класс. Тогда мне мама сказала: «Иди к Преподобному и попроси его помощи. Он сам учился с трудом, и тебе поможет». И я ходила в Лавру каждый день или до школы, или после, хотя мы жили далеко, километра за 4. Со второго класса моя учеба пошла блестяще. Так легко, так радостно стало учиться! И вот, бывало, в Святых воротах натолкнешься на кого-нибудь, а вы не забудьте, какое время было! Но у меня никогда не было неприятностей. В школе все знали, кто у меня отец. У нас была женская школа. Когда раздавался звон, все девочки поворачивались ко мне, и шепотом: «Катя! Какой сейчас праздник?» Я всегда говорила, какой. Вот такая была моя проповедь.

Моего отца перевели в Сергиев Посад по такому необыкновенному случаю. В 1950 г. в Россию из Болгарии возвращался отец Всеволод Шпиллер. Его направляют служить в Ильинский храм Сергиева Посада. А за месяц-два до этого Митрополит Николай Ярушевич вызвал моего отца и сказал, что возвращается отец Всеволод Шпиллер, «и для создания благоприятной атмосферы в храме мы вас просим его встретить с любовью». Отца Всеволода назначили настоятелем, а папа был вторым священником. Отец Всеволод прибыл в феврале 1950 г., а первая его служба была накануне праздника Иверской иконы Божией Матери, 24 февраля. И вот с тех пор мы познакомились семьями, а я стала его духовным чадом. Отец Всеволод прослужил до 1951 г., одновременно исполняя обязанности инспектора, и еще был преподавателем Духовной         Академии. Они очень близко сошлись с папой, очень любили друг друга. Когда отца Всеволода перевели в Москву, он и папу приглашал туда. Но папа не хотел, он боялся шума. Отец Всеволод просил Святейшего Патриарха Алексия I назначить папу настоятелем Ильинского храма, и Патриарх исполнил это. Мало того, Патриарх еще сделал папу духовником Академии и семинарии.

Игумен Виссарион (Остапенко), один из старейших лаврских монахов:

— Мне приходилось иногда исповедоваться у батюшки Тихона. У нас был еще один отец Тихон — Агриков. Он был святой жизни, его все уважали и любили. Также любили и отца Тихона. Некоторые придут к батюшке Тихону: «Батюшка, Вы прозорливый!» — «Нет, вот в Лавре прозорливые». Придешь в Лавре к отцу Тихону (Агрикову): «Вы прозорливый!» — «Какой прозорливый, это в Ильинском храме прозорливые». Так вот они и пересылали друг к другу. Когда я приехал с Афона, меня наказали, в Лавру не взяли, отправили в Псково-Печерский монастырь, кельи не дали, поселили в общей комнате. Бывало, прихожу, а на моей кровати кто-то спит. Я не выдержал, когда приехал в Лавру, сказал отцу Тихону: «Не выдержу, придется удирать». Батюшка согласился: «Ну что же делать…» Он знал мою непостоянную натуру. Я был под запретом. Когда сняли запрет, я пришел к отцу Тихону и сообщил об этом. Он мне: «Ну, поисповедуй меня». Считаю, батюшка стал прозорливым, потому что у него была суровая матушка. Требовательная такая. А он ей поклонится, она и растает, я сам видел. Последний раз я ездил, он был один. Матушка болела. Он за ней ухаживал, сам уже еле ходил. Матушка скончалась. Думал, теперь после преподобного Сергия поеду. А на другой день преподобный Сергий был. И когда читали акафист, нам сообщили, что батюшка скончался. Святой жизни человек был.

Архимандрит Алипий Кастальский-Бородин, насельник Свято-Троице-Сергиевой лавры:

— Многие из нас, братии Лавры ходили исповедоваться к отцу Тихону. Наш духовник отец Кирилл знал очень близко отца Тихона. Отец Кирилл неоднократно посещал Ильинский храм, они были духовно близки. Я имел всего три или четыре встречи с отцом Тихоном и хочу рассказать, как я на своем опыте ощутил смирение отца Тихона и его духовную силу. Первый случай был, когда я первый раз попал в Ильинский храм. Это было связано с тем, что один из моих собратьев, с которыми я учился в то время, был недавно рукоположен в сан священника. Я же был еще студентом. Именно в день его рукоположения мы с ним отправились в Ильинский храм. Отец Тихон был в своей избушке, он нас приветливо встретил и мы вместе с ним отправились в храм, чтобы принести благодарственные молитвы Богу о рукоположении нашего собрата. Отец Тихон очень смиренно молился Богу, а когда повернулся, я ощутил, что он как-то весь изменился. Он сказал этому иерею: «Тебе предстоит трудный путь, ибо всякий, желающий жить благочестиво, гоним будет». Эти слова исполнились на этом иерее. А мне сказал: «Имей в виду, что тебе предстоят искушения на этом иерейском пути». Это трудно на словах передать, но я ощутил ту силу благодати, которая неожиданно проявилась в этих простых словах. А когда встретил его в другой раз, я сам пришел к отцу Тихону, чтобы исповедоваться. Я был уже в монастыре и раздумывал над тем, следует ли мне принимать сан священника. Потому что в монастыре можно жить и монахом. Когда я поговорил с отцом Тихоном, он меня благословил на принятие священного сана, утешил меня.

Вера Клочкова, супруга протоиерея Михаила Клочкова. Она и ее семья окормлялись у отца Тихона с 1948 года:

— Еще девушкой я по всем вопросам обращалась к батюшке. Он никогда не отказывал мне в своем совете, наставлял меня. Он благословил меня на брак с моим супругом. Но сказал: «Пусть прежде придет ко мне». Они поговорили, и батюшка сказал: «Верочка! Я благословляю тебя. Это хороший человек». Когда дети у меня родились, кто их крестил? Батюшка Тихон. Когда в школу пошли, кто благословлял? Батюшка Тихон. Как- то Великим постом пришла к батюшке. Он сидит внизу, а Татьяна Борисовна мне шепчет: «Верочка, милая, может, он вас послушает? Ничего же не ест. Масла подсолнечного хоть грамм. Только картошку и хлеб». Я ему говорю: «Батюшка, нельзя же так изводить себя постом!». А он мне: «Милая Верочка! Ты меня не учи. Мне Господь здоровье посылает». И вот батюшки давно уже нет, а я к нему молитвенно обращаюсь, и чувствую его помощь.

Протоиерей Савва Михалевич, настоятель храма Вознесения в селе Рахманово Пушкинского района:

— Отца Тихона помню с трех лет. Меня возили сюда в Ильинскую церковь, где он был настоятелем. Он был старенький, седенький, с замечательно добрым выражением лица. Время было тяжелое, из детей в храме был я один. Он меня особенно отмечал. У него была моя первая в жизни исповедь. Он полностью оправдывал свое имя, по имени житие. Тишайший такой был. Я может, четырех людей праведных встретил в жизни, и один из них отец Тихон. Эти первые походы в церковь мне запомнились именно в связи с отцом Тихоном. Он служил потихонечку, истово, благочестиво, всегда меня гладил по головке. В 50- е годы была борьба с религией, власти очень ревниво относились к молодым людям, которые ходили в церковь, и к родителям, которые детей рисковали приводить туда. Несколько раз по дороге нас с мамой останавливали и спрашивали: «Мама, почему вы ведете ребенка в церковь?» Но она всегда как-то отделывалась: мне его не с кем оставить, мы живем одни, и т.д. Конечно по тем временам больше, чем знакомство внутри церкви не могло быть. Но раз в году, на Пасху, он всегда брал меня в алтарь, потому что народу в этот день приезжало неимоверно много. Когда я был подростком, мне плохо всегда становилось: сожмут со всех сторон, духота. Один раз я даже в обморок упал. Отец Тихон узнал об этом и стал брать меня в алтарь. И всю службу я видел, находясь там, в алтаре. Отец Тихон как настоятель замечательно умел со всеми ладить, очень мягко, никогда не повышая голоса, все его любили, уважали. И впоследствии, когда он уже служить не мог, к нему приезжали отовсюду. У него исповедовались и почти все монахи Лавры. Когда он себя чувствовал плохо, то отправлялся к мощам преподобного Сергия, и моя теща часто его сопровождала. Одевался он очень скромно: какая-то старенькая светлая ряска и потертая скуфейка. Ноги у него старчески болели, и он носил сапоги. Как-то я спросил, почему он не носит ботинки, он ответил, что батюшке неприлично ходить в ботиночках, а нужно ходить в сапогах. Со временем сапоги стали мягкими, и он их не менял. Вид у него был более чем скромный, и ему иногда люди подавали милостыню. Он никогда не отвергал, брал всегда эти деньги и тут же многочисленным нищим ласково раздавал. Он был кроткий и смиренный.

Он очень любил свою матушку и называл ее не иначе, как «Танечка». До старости они прожили необыкновенно счастливо. Если его чем-нибудь угощали в ее отсутствие, он обязательно просил: «Заверните, пожалуйста, с собой, я Танечке отнесу». Если чем-нибудь провинится, а матушка была нрава строгого, иногда и прикрикнет, то на колени падал: «Прости, Танечка!» Всегда доброжелательное отношение ко всем, даже когда ему говорили вещи какие-то возмутительные, грехи какие-то, он всегда увещевал: «Деточка, так делать не надо». Дети прибегали соседские, смотрели на него. Тогда же пропаганда была, все боялись священников, шарахались, а он говорил: «Ну, смотрите, дедушка я, батюшка». И они успокаиваются, подходят к нему. Я его как-то спросил: « А чудеса у вас на глазах были?» Он говорит: «Были. Только я не хочу рассказывать. Вот икона стоит, Казанская, Божией Матери, вот от нее были».

Он очень любил мою маму, Ольгу Владимировну Огневу. Моя мама родилась, выросла и получила образование в Югославии. Мы переехали в СССР в 1956 г. и поселились в Сергиевом Посаде, тогда Загорске. Мама была очень религиозная с детства и стала ходить в Ильинскую церковь, потому что устроилась на работу воспитательницей в детский сад.

По советским законам педагогу нельзя было посещать храм, поэтому она не ходила в Лавру, боялась, что заметят, и мы только по большим праздникам рано утром с ней ходили. Ей было трудно найти духовника. Отец Тихон был вполне подходящим, он даже чем-то напоминал ее отца, моего деда. К нему она обращалась во всех своих обстояниях. У нас жила родственница, больная, пожилая, двоюродная тетка мамина, я ушел в армию, а она каждую свободную минуту бежала к отцу Тихону и потом в письмах мне писала завуалировано: «Тихон Алексеевич (или Петрович) о тебе спрашивал». Отец Тихон благословил меня на брак, и провел обручение, хотя это не принято, помню, что на Иверскую. Он и венчал. Венчание у нас было замечательное, пел хор отца Матфея, отец Тихон венчал, и диакон Сергий Боскин участвовал. Было очень трогательно, и все мои родственники были довольны. Но наша супружеская жизнь началась с того, что моя молодая жена сильно заболела. Я был в отчаянии. Представьте, нам по 20 лет, самое счастливое время должно быть, и вот такое несчастье. Отец Тихон ободрял и меня, и маму, и всех домашних. А когда дело пошло на поправку, стали говорить, что у нас, вероятно, не будет детей. А он говорил: «Нет, у вас будет ребенок». И действительно, у нас родился сын Николай.

Примерно в то же время я стал подумывать, чтобы стать священником. Намерение встретило возражения родственников, в том числе мамы. Отец Тихон не только благословил, но и успокоил моих родственников, так что я выполнил свое намерение. У отца Тихона было трудное время, он практически уже не был настоятелем, и его выживали с прихода Ильинской церкви. В конце концов, я поступил в семинарию, отец Тихон был удален отсюда, поселился жить в Отрадном у своих родственников, и помогал служить. Мы увиделись в следующий раз, когда его привезли домой в 1983 г., тогда уже шли переговоры о моем рукоположении. Он мне говорит: «Христос посреди нас», — это во время Литургии старший священник говорит младшему. Я ему: «Батюшка, я еще не рукоположен». — «Ну, будешь скоро». Мы поцеловались. Он умер через неделю после того, как меня рукоположили. Да, я его всегда поминаю, каждый день, когда совершаю проскомидию, поминаю священников, которые мне близки, и его. Его не забываю никогда.

Протоиерей Валериан Кречетов, настоятель храма Покрова Пресвятой богородицыв Акулово

— Сколько отец Тихон потрудился для православной Церкви! Служение Церкви безраздельное, как сказано, всем сердцем, всей душою, всей мыслью. Он был известен архиереям, известен Патриарху, известен всем. Большую часть духовенства, если не всех, духовенство Троице-Сергиевой лавры он венчал, его так и звали — «венчальный батюшка». И меня венчал, в том числе. И после этого, при всем сотворенном им, — изгнание из собственного храма, в котором он так беззаветно трудился! Я всегда с любовью относился к батюшке, когда приезжал, виделся с ним. И когда узнал, что его как бы отстраняют, явно или иносказательно, я этого не понял. Подумал: как же это может быть? Меня Господь сподобил четыре года служить со своим старцем, отцом Сергием, Серафимом в монашестве. Я помню, было достаточно, чтобы батюшка только сидел, ничего не говорил, только был. Для меня это было настолько естественно, о таком можно было только мечтать — иметь такую духовную опору. Я дерзнул пригласить батюшку Тихона в мой приход. Батюшка согласился.

Был такой случай. Как-то идет всенощная — я имею в виду себя — стою, как пень осиновый, отец Тихон сидит на креслице и вдруг восклицает: «Ау, люди!» — «Что такое, батюшка?» — «А я думал, я в лесу». Я говорю: «Батюшка, вот один пень рядом с вами». А в другой раз, на пасхальных днях, я стоял, возглавлял, Коля Архипов с ним рядом помогал, и приехала наша повариха Апполинария. Коля ему подавал очки, а слева от царских врат кто-то загораживал. Потом она смотрит: шубка золотистая как крылья. Мы стоим, и вдруг во время литургии батюшка спрашивает так строго: «А кто с нами служит?» Показывает на левую сторону от престола: «А кто там стоит?» — «Никого». — «А, никого, ну и ладно». И опустил голову. То есть, видимо, увидел ангела. Я не стал расспрашивать. Это грех, конечно, что я с таким старцем служил и ни о чем не расспрашивал. В «Прологе» написано, как сидели братья, и один спрашивал старца, а другой молчал. Друг спросил его: «А ты почему ни о чем не спрашиваешь?» — «А мне достаточно смотреть на вас». Так вот и у меня было: достаточно было созерцать старца. Я помню все эти движения, манеры, улыбку. Я вот болтлив страшно, я своих прихожан мучаю, по часу говорю проповедь, а что я там говорю, не знаю. А они говорили очень кратко всегда, назидательно. А отец Тихон говорит: «У меня такой грех есть: я очень смеюсь». Бывало, ему что-нибудь рассказывают, а он: хи-хи-хи. Видимо, те проблемы, о которых мы так переживали, они так смешны на самом деле, это мыльные пузыри, они только глаза щиплют.

Мне пришлось общаться с таким мальчиком, который видел мир духовный, ангелов, видел и нечистых. Мальчик этот говорил про отца Тихона: «Этот батюшка — святой, потому что с ним ходит ангел». Когда батюшка исповедь принимал, он тоже видел, как с батюшкой стоит ангел. Когда люди становились на колени, от них бесы убегали. А на литургии видел, как во время Херувимской весь храм наполняется ангелами, где алтарь в пламени, там только огонь, там ничего не видно. Вот так он служил!

То, что являл отец Тихон своим примером — то, можно сказать, что это как раз свидетельство благодати Божией, благодати священства, которая «немощная врачующей и оскудеваемая восполняющей». Он, как Симеон Богоприимец был претружден сенью лет, но в нем взгляд был пронзительный, исполненный особой силы. И, конечно, величайшее смирение. Матушка тысячу раз одно и тоже повторяла — он никогда никакого нетерпения не показывал, возмущения и тени не было. Как мы говорим: «И сподоби нас, владыка, со дерзновением неосужденно призывати». Он учил нас, что все, что мы делаем в храме, вообще все, что мы делаем Божиего — это милость Божия к нам. Не какой-то наш труд, упаси Бог. Господь сподобляет нас. Если мы в храме, это не значит, что я пришел в храм, это Господь сподобил меня придти в храм. Я там что-то сделал — Господь сподобил нас сделать что-то ради Бога. Если тебя Господь призывает служить, тебя Господь сподобляет. Вот этому отец Тихон особенно учил. Отец Тихон до последнего издыхания служил Богу. Как дьявол ни пытался его отвести от алтаря, не удалось. Господь оказался сильнее.

Протоиерей Николай Кречетов, благочинный Замоскворецкого церковного округа г. Москвы:

— В доме отца Тихона всегда бывало много духовенства и мирских, разных и по возрасту, и по образованию, по роду занятий, положению в обществе людей. Приходили во всякое время: и вечером, и рано утром, и даже ночью. И отец Тихон никому не отказывал. Особенный наплыв посетителей приходился на лето, когда кроме москвичей и местных приезжали из дальних весей богомольцы в Лавру. Бывало, отец Тихон еще не вернулся из храма, а в садике, беседке, доме его уже ждет целая очередь. К нему ехали и писали со всех концов земли русской. Интересен в этом отношении его помянник. Против одного или нескольких имен можно было прочесть примечания «С Урала», «из Крыма», Киева, Костромы, Печор, Киржача, Владивостока.

Осенью 1979 г. по независящим от него обстоятельствам отец Тихон вышел за штат и вынужден был уехать из Сергиева Посада.

Больно вспоминать, как пережил он разлуку с приходом, храмом, где прослужил 30 лет, и свой вынужденный отдых. Несмотря на 84-летний возраст и свои многочисленные недуги, отец Тихон был бодр и силен духом. Той печальной осенью он, бывало, говаривал: «У меня столько еще сил, чтобы служить Богу и людям!». И Господь возложил на о. Тихона новое послушание — подвиг старчества. Последние годы о. Тихон прожил при храме Покрова Пресвятой Богородицы, что в селе Акулово, станция Отрадное Белорусской железной дороги. Здесь он по мере сил служил с отцом Валерианом Кречетовым и помогал ему в требах. И опять множество людей приезжало к нему на исповедь и за советом. И всех он встречал с любовью, кроткий, смиренный и ласковый старец батюшка Тихон.

Я расскажу о необычном явлении. У отца Валериана в храме был такой Роман, теперь священник Роман. Как-то раз стоит он на клиросе и видит: входит, потихоньку передвигая ноги, отец Тихон и хочет приложиться к иконе. Но аналой-то высоковат, и вот отец Тихон крестится, и видит отец Роман, как отец Тихон приподнимается над полом и прикладывается, а потом и к другим иконам подходил.

Еще хочу вспомнить поздравление отцом Тихоном своей дочери в связи с рождением ею сына. «Поздравляю тебя, родная моя, с материнством, которого сподобил и тебя Господь. Великое это дело и ответственное, потому что материнство не ограничивается земной жизнью, а простирается в вечность. Помни, дорогая дочурка, что родительское слово на детях пребывает как закон космического значения. Родительское слово имеет силу Божьего благословения или проклятия, поэтому всегда будь внимательна к своим словам, зная их творческую силу».

Кинорежиссер, прихожанин храма Покрова в Акулово:

— Влияние этого человека, этого пастыря на меня и окружающих было очень сильным. Оказывается, можно ничего не говорить, ничего не рассказывать, ничему не поучать. Сам образ его жизни, его стиль взаимоотношений с людьми, само его лицо, всегда просветленное, оказывало очень сильное влияние и западало в душу. Мое общение с о.Тихоном состояло в том, что вместе с этим Николаем Архиповым и еще с тем, кто сейчас Ипатий, каждое воскресенье я помогал ему придти в храм и отвозил его домой. Мы почти ни о чем не говорили. Но я наблюдал, как он молился, как его руки тянулись обнять чью-то шею, обязательно кого-то обласкать, поцеловать. Я думал: «Интересно, может ли он выругать человека?» — спросил я его домашних. — «Как он дома, если его рассердить?» — «Замолчит и отвернется», — сказали мне. То есть, он поступал как ангелы. Однажды я его попросил помолиться за меня. У меня тогда были неприятности. Я на ксероксе размножал духовную литературу. Это тогда очень преследовалось. Я говорю отцу Тихону: «У меня большие неприятности, помолитесь за меня, а то мне грозят разными карами». Он в ответ ничего не сказал мне, только заразительно рассмеялся, так, что мне самому стало смешно. Я подумал: «Верно, не так сказал, он не понял». Но так же он реагировал и в другие разы. Он начинал смеяться, и как ни странно, все обходилось в итоге. За ксерокс очень сурово с людьми расправлялись, ломали им судьбы, а с меня как с гуся вода. Конечно, он молился, это оказывало свое влияние. Но мне очень много говорил его смех. Он этим смехом как бы говорил: «Ну, что вы, братцы, так беспокоитесь, о каких-то пустяках печетесь, когда самое главное — вера, церковь, духовная жизнь, это все самое главное. Остальное — чепуха». И действительно, все виделось в правильном свете, становилось на свои места, и все в итоге обходилось прекрасно. Есть такие евангельские слова: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь». Когда их читаешь, так трудно представить такого человека! Понятно потрясение от моей встречи с отцом Тихоном, потому что он был живое воплощение этих слов.

Елена Николаевна Сатаева, дочь протоиерея Николая Беневоленского. После закрытия храма Симеона Столпника на Таганке он был переведен в Вознесенский храм в Сергиевом Посаде, а после его закрытия в Ильинскую церковь:

— Когда в 1939 г. закрыли церковь Вознесения, где служил папа, его перевели в Ильинский храм, но служил он там недолго, года полтора. В июне 1941 г. его отправили в ссылку, и там он погиб. Я хочу вспомнить те годы, когда я была девочкой-подростком. Нас привлек в храм отец Тихон, мы вместе с сестрой делали яблони и украшали храм к Пасхе, у нас храм весь был цветущий. А потом уже я стала петь в хоре, с 16 лет. Все эти годы я помню отца Тихона. Когда он был настоятелем в Ильинском храме, он на все соглашался: «Ну как ты скажешь, так и будет». Много было несправедливости, я уже близко стояла к храму, много пела в хоре, была помощником старосты, чувствовала, он не был принят в храме новым духовенством. Очень был нестяжателен, а надо было вводить таксу, ему было трудно, он вел только духовную жизнь, его не интересовали материальные блага. И в эти незабываемые годы он нас учил очень многому, и память о нем останется в наших сердцах.

Протоиерей Владимир Воробьев, настоятель Никольского храма в Кузнецкой слободе и ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

— Мы познакомились с отцом Тихоном в начале 60-х гг. в Загорске на отпевании тайной монахини Марии Николаевны (в схиме Марии). Наши встречи продолжались до самой смерти отца Тихона в 1983 г. Это был тяжелый для батюшки период изгнания его из Ильинского храма и жизни на покое при Покровской церкви в Акулово.

Его отправили за штат, и он вынужден был уехать из домика при храме. Я помню, как он переживал свое изгнание. Так ему было больно, горько, но он никого не осудил, ни на кого не пожаловался.

Ни разу не посетовал на то, как с ним обошлись. Это для меня было поразительно: трудно представить, как человек в такой обиде может никого не осудить.

Еще помню случай, как отец Тихон стал умолять, просить меня быть дружным с другими батюшками, чтобы быть вместе и друг друга не бросать. В самую последнюю неделю жизни отца Тихона ему стало так плохо, что он собрался умирать. Он сказал: «Матушка, я умираю». Матушка Татьяна Борисовна воскликнула: «Как умираешь? А я на кого же останусь?»

Тогда ему вдруг стало лучше, и он ответил ей: «Нет, нет, ничего…» и он поправился, встал, пережил ее и скончался спустя две недели после нее. Да, старчество — это совершенство. Подвиг старчества — самый высокий, это служение совершенное. Отец Тихон поражал своей кротостью, смирением, радовался каждому человеку, принимал каждого человека, как родного, независимо от того, кто это был. Он видел в каждом человеке бесконечную ценность. От него исходила благодать Божия и любовь.

Помню, пришло сообщение, что батюшка скончался. Приехал вечером в Отрадное, непередаваемое было чувство. Скорбь поглощалась благодатной радостью. Чувствовалось, что Господь принял Своего праведника.

Протоиерей Николай Куликов, настоятель храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке:

— Я узнал об отце Тихоне от батюшки Всеволода, который всегда с любовью говорил о нем. Сам приезжал в Ильинский храм, несколько раз ходил в домик, где всегда исповедовался и чувствовал такую тишину в батюшке, такую любовь, необыкновенное внимание к человеку. Мы все очень переживали, особенно отец Всеволод, когда его выводили на покой. Но это оказался Промысел Божий, потому что он стал старцем, находясь как бы за штатом, но столько людей к нему приезжали в Отрадное, что оно стало еще более Отрадным. Несколько раз я бывал на службе с батюшкой и на исповеди. Одна исповедь осталась у меня в памяти особенно. Батюшке помогал отец Ипатий, монах Оптиной пустыни, тогда мальчик Сережа. Батюшка пригласил его, чтобы он читал молитвы перед причащением. Он прочитал, я должен начинать исповедь, и вместо глубокого покаяния, которое должно быть, вдруг я стал оправдываться в чем-то. Батюшка прекращает исповедь, строго зовет отца Ипатия: «Читай снова молитвы!» Начальные молитвы, а дальше он сам читал как священник. И потом я глубоко осознал, что батюшка призывает на истинное покаяние.

Протоиерей Димитрий Смирнов, настоятель храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке

— С отцом Тихоном я познакомился в 1979 г., когда готовился к рукоположению. Мой друг, будущий отец Владимир, посоветовал пойти к отцу Тихону на исповедь. Мы к нему пошли, по какой-то причине исповедь не могла состояться, мы с батюшкой кратко пообщались. А следующая картина, которая мне вспоминается, это когда мы были на день Ильи Пророка в его храме, на престольном празднике. Меня поразило, когда мне пришлось вести отца Тихона из храма в трапезную, к нему со всех сторон сбегался народ, он с такой улыбкой всех встречал, всех благословлял, и эта картина до сих пор у меня перед глазами. Отец Тихон, как все настоящие, подлинные старцы отличаются от всех остальных людей тем, что они обладают любовью или она ими обладает. Я знал таких троих: отец Таврион Батозский, отец Иоанн Крестьянкин и отец Тихон. При такой мудрейшей рассудительности такая любовь, такая снисходительность. Иногда это выражалось у отца Тихона оригинальным способом. Он, когда человек каялся в грехах, начинал смеяться. Заливался веселым смехом, но тихим. Ситуация была необычная: исповедь — вещь серьезная, человек кается, у него слезы близко. А батюшка смеется. Ему это напряжение удавалось снимать.

Отец Тихон по просьбе своей матушки, которая очень была больна, иногда отказывался ходить на службу, и ему Чашу приносили домой. Бывало, что он готовился идти на службу, облачался, а матушка ему говорит: «Останься со мной», — и он оставался. Так вот однажды я был свидетелем потрясающей его исповеди прямо перед Чашей. По-моему, даже я ему эту Чашу принес. Это было живое общение человека с Богом. У него было слабое зрение, но взгляд был очень пронзительный. И самой его облик был необыкновенно благостный. В Отрадном есть такая икона, на которой изображен преподобный Сергий, представляется мне, что он был похож на отца Тихона. Так, наверное, и было: отец Тихон тоже в Лавре долгое время прожил. И потом, отец Тихон был такой весь благоуханный, к нему хотелось головой прижаться, ручку поцеловать. От него исходила настоящая доброта. Кто с ним общался, всегда были покоряемы его любовью. Он совершенно родной был человек мне, в том же ряду, что отец Таврион, отец Иоанн Крестьянкин, мой родной отец, мать. Счастлив, что такой человек был среди нас. Даже мысленно его вспоминать — большая радость. Это светоч нашей жизни, в то же время типичное явление нашей русской духовности. Мечтаю о том, чтобы такие не перевелись. Не было у него, как пророком сказано о Христе, ни вида, ни величия. Это было живое воплощение смирения.

Отец Тихон отошел ко Господу 17 июля, причастившись Святых Христовых Тайн. Он всю жизнь чтил Государя и его Семью, а это была дата гибели Царской семьи. Еще он говорил: «Хорошо умереть в воскресенье» — и скончался в воскресный день.

Реставрация звукозаписей вечера, посвященного памяти отца Тихона Пелиха, выполнена Сергеем Воскресенским. Фотографии из архива семьи Пелих.