Интервью подготовила Наталья Топоркова

— Расскажите, как началась Ваша служба в армии?

— Помню чувства, с которыми я уходил. Самым ярким была гордость, что всё-таки иду служить в той самой Российской Армии, имеющей такую славную историю, которой нет ни у одной другой армии в мире, что я теперь могу считать себя полноправным наследником боевой славы таких великих людей, как Александра Васильевича Суворова, Михаила Илларионовича Кутузова, Георгия Константиновича Жукова, Фёдора Фёдоровича Ушакова и многих миллионов простых русских солдат, которые на протяжении веков с оружием в руках защищали нашу страну и благодаря которым мы сейчас живём и говорим по-русски. Что теперь я могу считать 23 февраля своим праздником, не только потому что «традиция такая поздравлять всех мужчин»... Было и волнение: я знал, куда попаду, в отличие от подавляющего большинства ребят в военкомате и на ГСП (городской сборный пункт – прим. авт.), но не до конца понимал, что меня там ждёт. Утешал себя тем, что часть православная, и если уж холёные семинаристы через это проходят, то я-то, который два года занимался в военно-спортивном клубе, тем более все испытания выдержу.

— В какой воинской части Вы служили?

— Воинская часть, куда я попал, представляла собой склад инженерных боеприпасов. Соответственно, род войск – инженерные. Солдат-срочников распределяли по двум подразделениям: рота охраны и взвод технического обеспечения. Впоследствии, уже в процессе моей службы, оба эти подразделения в совокупности официально назвали сводной ротой, состоящей из трёх взводов охраны и одного взвода технического обеспечения. Но, как мне кажется, до сих пор подавляющее большинство военнослужащих, кто в теме, слово «рота» применительно к нашей части ассоциируют исключительно с тремя взводами охраны. То есть употребление слова «рота» в смысле «сводная рота», насколько мне известно, не прижилось. Поэтому в дальнейшем для удобства слово «рота» будет обозначать понятие «рота охраны» — то подразделение, куда попал я после прохождения курса молодого бойца (далее КМБ) в течение без малого месяца.

— С какими трудностями Вы столкнулись во время службы?

— Первые несколько дней были самыми трудными — с непривычки. Приходилось всё делать очень быстро, по команде, приобретать разные необходимые навыки: подъём за 45 секунд, заправка кроватей, подшивание кителя, наматывание портянок, строевой шаг, уборка повышенной чистоты, уставная речь, например, «товарищ ефрейтор, разрешите обратиться», «так точно», «никак нет», «не могу знать».

— Чем отличалась Ваша часть от остальных?

— С огромной радостью не только в эти непростые дни, но и после все ребята, особенно из младшего призыва, ждали батюшку, который приходил в казарму по вечерам, проводил спевки и угощал бойцов чаем со сладостями. В эти часы независимо от того, кто сколько прослужил, старослужащие и молодые становились единой дружной семьёй. С таким же нетерпением мы ждали субботнего вечера и воскресенья, когда весь КМБ в полном составе отправлялся строем на службу в монастырь. Кто умел, пел на клиросе; после службы всех кормили в трапезной, а иногда ещё и батюшка угощал чаем в своей келье.

— Как проходила Ваша служба?

— После окончания курса молодого бойца и принятия присяги началась моя служба в роте. Нарядов по столовой у нас не было: их отменили незадолго до моего прибытия, а в столовой работали гражданские. Младший призыв первые месяцы ставили только на дневалку и часовыми в караул. Большинство из нас предпочитало ходить в караул, несмотря на то, что физические нагрузки там были гораздо более интенсивные. Чего стоит пройти по охранному периметру тридцать километров в сутки в бронежилете и с автоматом! Поначалу было тяжело, многие натирали мозоли на ногах. У дневальных наряд проходил так: пока один стоял на тумбочке и подавал команды по мере необходимости в соответствии с распорядком дня, другой поддерживал чистоту и порядок в помещениях роты, за исключением времени суток от отбоя до подъёма, когда каждому выделялось по четыре часа на сон. В наряды мы заступали в среднем через двое суток, а иногда и через сутки. Кто был в расходе (промежуток времени между нарядами; в нашей части, соответственно, чаще всего сутки или двое – прим. авт.), чаще всего работали на складе боеприпасов: перетаскивали, переставляли, грузили ящики. Вот в таком режиме и прошли первые полгода моей службы.

— Сталкивались ли Вы в армии с таким понятием, как «дедовщина»?

— Это понятие растяжимое. Крайние формы её ужасны, и они, к сожалению, до сих пор встречаются в нашей армии — сейчас редко, но в девяностые, как говорят, встречались почти повсеместно. В нашей православной части я лично с такими вещами не сталкивался. Дедовщина в нашей части за долгие годы взаимодействия с Русской Православной Церковью при посредничестве и кадровой политике отца Варнавы эволюционировала в иерархию: старший призыв, или «деды», при прочих равных имеет «преимущество власти и чести» над «духами», то есть младшим призывом. И это понятно, нельзя сразу уравнять в правах на практике неопытного новобранца и солдата с полугодовым стажем. Вопрос состоит в том, как и для чего старший призыв использует свою власть, которую он фактически имеет над младшим. На мой взгляд, разумная жёсткость оправдана в том случае, если целью её применения является воспитание младшего призыва, но никак не самоутверждение. Наша армия может превращать мальчика в настоящего мужчину. Но если делать это неразумно, можно покалечить человека и физически, и психически. Старослужащие, на мой взгляд, должны относиться к молодым так, как строгие, но справедливые старшие братья к младшим в здоровой семье.

— Что Вы можете пожелать тем, кому еще предстоит служить в армии?

— Прежде всего, стараться быть максимально дисциплинированными, требовательными к себе и поддерживать друг друга. Если не нравится, как с тобой обращаются, — терпи. Видишь явное перегибание палки со стороны старшего призыва — сохраняй хладнокровие и достоинство. Запоминай, как не надо себя вести со своими «духами», не повторяй ошибок своих предшественников, если хочешь, чтобы наша армия изменилась в лучшую сторону.